— Возможно, — призналась Зара.
— Вот и хорошо, — произнес Дортмундер. — А теперь мой совет. Сегодня днем вы организуете пресс-релиз или пресс-конференцию или как это называют. На ней сделаете заявление, что вы провели тесты своей собственной кости Санкт Ферганы, которая все это время находилась у вас. И результаты ваших собственных испытаний, в конце концов, показали, что кость не настоящая. Вы принесете извинения Вотскоэк…
— Никогда! — вскрикнула Зара, а Грийк вскочил на ноги и начал оглядываться по сторонам в поисках пики или алебарды.
— Выслушайте до конца, хорошо? — попросил Дортмундер. — Садись, Грийк, это история со счастливым концом.
Нахмурившись как лавина, Грийк вернулся на место.
— Я никогда ни за что не буду извиняться перед Вотскоэк.
— Хорошо, отлично, — продолжил Джон. — Извинись тогда перед ООН; это даже лучше, если вы принесет официальные извинения всему миру, хорошо? Вы сожалеете о задержках и проблемах, но вы всегда верили, что имеете дело с настоящей костью, но сейчас вы вынуждены признать правоту Вотскоэк, поэтому пускай Вотскоэк продемонстрируют общественности истинную реликвию, и вы откажетесь от своего вступления в ООН.
Зара посмотрела на него широко открытыми глазами, в которых ясно читалось недоверие:
— И что мне с этого?
— Вы получите место в ООН.
50
— Ну и ну, — произнес архиепископ.
Прямо с панихиды он направился в свой офис в здании ООН в Нью-Йорке на Первой авеню. Поэтому он был облачен в траурный наряд с фиолетовой рясой и пурпурной ризой, красиво оттеняющей ослепительно белый орарь и ризу. Все одеяние подпоясано массивным поясом. Кружевной стихарь выглядывающий из-под епитрахили контрастировал с массивным темным — и тяжелым — из красного дерева наперсным крестом, который лежал на его груди словно камень прежде чем его похоронили в Гефсимании. Он снял высокую белую митру с головы, положил ее на углу стола и уже потом, как прошлогодний лист упал на свой поворотный стул, чтобы несколько минут просто передохнуть. Тощий невысокого роста старик хватал ртом воздух, задыхаясь в своих «доспехах», когда вошел один из его церковных клерков, развернул факс как свиток и держал перед архиепископом, пока тот читал. Именно тогда он и произнес свое «ну и ну».
— Да, Ваша Светлость, — ответил клерк.
— Позвони, хм, гм, мм, тому парню, ты знаешь, которого мы обычно не беспокоим.
Секретарь задумчиво кивнул. После короткой паузы он спросил:
— Вы имеете в виду посольство Вотскоэк, Ваша Светлость?
— Не могу вслух говорить о них, — ответил архиепископ, коснувшись тощим пальцем своего худого носа, чтобы показать лукавство. — Выражать предвзятость запрещено. Ни единого намека на пристрастность.
— Конечно, нет, Ваша Светлость.
— Это не проблема сейчас, э? Позвоните ему, тому, хм, ммм…
— Его зовут посол Краловц, Ваша Светлость.
— Именно. Свяжитесь с ним.
— Немедленно, Ваша Светлость.
Клерк повернулся к двери, продолжая держать факс в обеих руках, но архиепископ махнул костлявыми пальцами в его сторону:
— И оставь это.
— Да, Ваша Светлость.
Секретарь опустил одну руку, и концы бумаги свернулись как моллюск. Он вручил трубку архиепископу и удалился из комнаты. Священник развернул факс на столе, закрепил углы степлером, скотчем, карманным калькулятором и небольшой гипсовой статуэткой младенца Христа из Праги. Стараясь расположиться удобнее, кряхтя от стараний поудобнее устроиться в своих облачениях, он наклонился над блестящей поверхностью стола. Он был похож на известного шахматиста из мифологии, что играл с дьяволом.
Архиепископ еще раз прочитал факс, смакуя его подробности. Телефон возле его правой руки зазвонил и снова потребовались усилия, чтобы потянуться к нему.
— Да?
— Посол Краловц, Ваша Светлость.
— Что? Здесь?
— На линии, Ваша Светлость. Вы приказали связаться с ним.
— О! Точно! — и архиепископ нажал кнопку, а затем еще одну и произнес: — Алло:
— Архиепископ?
— Да, конечно. Чего вы хотите?
— Архиепископ, это Градец Краловц, из Вотскоэк, вы помните меня, ваш клерк сказал, вы хотите…