Яко ухитрился с ходу завладеть единственным мягким креслом, с которого только что встал Фред, а книжку, лежавшую там, кинул на подоконник, к цветочным горшкам. Из нас четверых Фреди был самым хладнокровным и рассудительным человеком, но до тех пор, пока не трогали книги. Он не выносил неряшливого обращения с книжками. Ни разу я не видал, чтобы он небрежно бросил книгу, загнул страничку или подчеркнул в тексте, за исключением учебников. Этот вид литературы он презирал. А фантастику обожал. Он читал ее и по-русски, а если была бы возможность регулярно доставать ее и на английском языке, то по английскому у него в табеле наверняка были бы пятерки. Теперь Яко за неуважительное отношение к книжке был вытурен с кресла, и, чтобы все поняли, что хозяин поступил так не ради собственного удобства, кресло получил Эдгар.
Мы уселись за стол, и Фред выдал колоду карт.
Вообще-то, в смысле лет, все мы одинаковы — семнадцать. Кроме Фреда, которому уже восемнадцать.
В игре мне чертовски не везло. Карта не шла и не шла, хоть головой бейся о стенку или об стол. Должно быть, я уже прочно сидел на минусах. Спросил об этом у Эдгара. Запись вел он.
— Ты хотел спросить, сколько тебе осталось потрепыхаться? — неожиданно насмешливо переспросил он. — Уже совсем немного. Всего восемь. Не хватает только восьми очечков. Так-то вот, — с улыбочкой и нараспев протянул он.
— За меня не волнуйся! — отрезал я.
— Сдался ты мне!
Стального цвета глаза смотрели на меня из-за длинных ресниц враждебно и с насмешкой…
Эдгар был тощеват и казался выше меня и Фредиса, хоть мы и были одного роста. Вообще мы трое были длиннее людей нормального роста, потому как акселерация или что-то в этом роде, говорят, поставила на нас свою печать.
Эдгар был нервный и капризный, жуткий недотрога; одевался он всегда как-то странно. Например, если на нем были джинсы, то непременно местного производства по четыре семьдесят за штуку и с дурацкими бизонами на заду. Однажды мы скинулись и подарили ему на именины приличные импортные джинсы, но он почему-то ни за что не хотел их брать, мы с трудом его уломали. И знаете, что было дальше? Он ни разу их не надел! И вообще, я тогда не мог его понять, но все равно он мне нравился. Нравился, какой есть, хоть подчас он меня и недолюбливал.
И вот сейчас он странно глядел на меня, склонив набок кучерявую голову. Я готов был расквасить ему нос и тут же дать избить себя, лишь бы не видеть этой кривой его ухмылки. (Чувствую, что несу черт-те чего, но для меня это очень важно.)
Фред сдал карты и был свободен, так как мы играли в «подметку». На этот раз ко мне пришла сносная карта: два туза и крупные козыри. Вроде бы можно сделать игру. Фреди заглянул ко мне в карты и пришел к такому же мнению. И тогда я, не раздумывая, объявил подметку. Пошел с туза пик. Если оба туза пройдут, я выиграл. Яко кинул десятку в масть, этот гад Эдгар побил бубновым тузом и усмехнулся.
— Так-то вот, малыш!
Потом он сходил с десятки червей. Я побил тузом червей, а Яко положил сверху бубнового короля. Меня зло взяло, до того по-дурацки складывалась игра.
— А ты влип, Иво, — сказал Эдгар, и нельзя было не видеть, какое это доставило ему удовольствие. Яко тоже засмеялся и хлопнул меня по плечу, но я знал, что он радуется выигрышу, а не тому, что проиграл я.
Яко смеялся, и меня это вовсе не злило.
Он был мне чуть повыше плеча, но ловок, как дикая кошка. С ним получилось довольно занятно. Отец у него русский, мать цыганка, сам же Яко латыш. У него черные волосы, карие глаза и темного цвета кожа, поэтому казалось, что на взморье загар к нему пристает скорее, чем к нам. Он был очень душевный малый, и мне нравился.
Я заметил, Эдгар упорно делает вид, будто не слышит, когда говорю я, так, словно бы меня тут вовсе не было. Если же что-нибудь говорил он, это было адресовано Фреди или Яко, кроме нескольких двусмысленных замечаний на мой счет. Черт его разберет, что на этого Эдгара иной раз накатывает.
Подсчитав очки, он вдруг неестественно весело заржал. Обычно он так не смеялся, этот его смех был только для меня.
Честное слово, я едва не двинул ему в челюсть. Он разозлил меня до предела. И еще пялился своими холодными рыбьими глазами. Ей-богу, я мог двинуть ему запросто, потому что внутри все у меня напряглось, точно перетянутая гитарная струна.
Фреди сразу понял, чем дело пахнет, но Яко во вселенской своей добродушной наивности лишь весело похохатывал.
— Все, ребята, на сегодня хватит, — примирительно заговорил Фреди. — Не то вы еще подеретесь.