Диана была тиха и неразговорчива.
— Что же все-таки произошло? — спросил я. — Скажи мне коротко и ясно.
— Ничего, — ответила она.
— Сегодня ты выглядишь в точности так же, как в тот день, когда я увидел тебя впервые.
— Почему? — Она улыбнулась и села ко мне на колени.
Старое кресло угрожающе заскрипело, но я не придал этому значения и качнулся еще раз.
Обнял ее и сказал:
— Я должен тебе сообщить что-то очень важное. Только дай слово, что не встанешь, пока я не договорю до конца.
— Хорошо, даю слово, — протянула она ребячливо. — Буду тебя слушать хоть до утра.
— Ничего не выйдет. Тебе же к портнихе.
— Это зависит от того, что ты будешь говорить.
Мы качались, кресло скрипело, пахло увядающими листьями, а я уже готов был сказать ей все: о наших отношениях, о женитьбе, обо всем…
А потом вдруг передумал. Шестым чувством уловил, что сегодня лучше об этом не заикаться. Скажу, когда почувствую, что мы вместе настроены на одну волну.
Я поцеловал ее.
— Хочу любить тебя и хочу, чтобы ты любила меня.
— Я буду любить тебя всегда.
Порыв ветра влетел в полуголый куст сирени за окном и раскачал ветви. Желтые блики осеннего солнца зайчатами забегали по полу и дивану. Левая створка окна распахнулась. Зареяли на ветру белые занавеси. Комнату наполнила осенняя свежесть.
Кивком головы я показал на летящие по ветру занавески.
— Погляди-ка! И тогда — помнишь? — ветер тоже распахнул окно, и опрокинулась ваза. Ты успела ее поймать, но краешек все-таки отбился… Ты стояла в луже, сирень лежала у твоих ног, и ты все смеялась, смеялась, пока не рассмешила и меня.
Теперь вазу больше не ставят на окно.
— Родная, если б ты знала, до чего я тебя люблю…
— И я тоже…
Потом сказала:
— Наружная дверь раскрыта. Я думала, мы на минутку.
— А вот я так не подумал, — рассмеялся я, — хоть и не сказал тебе об этом.
— Погоди, я сейчас приду.
Она выскользнула из комнаты, тихонько притворив за собой дверь.
Я задернул оконные шторы. Между ними осталась щель, через которую солнце светило на диван. Разделся, кинул одежду на качалку и нырнул под одеяло.
Погладил солнечный луч. Рука ощутила тепло. Чему-то улыбнулся и стал смотреть на дверь.
Вошла Диана. Босая.
— Туфли слишком стучат, — сказала она, — а вокруг все так тихо-тихо.
Она раздевалась.
Я подпер голову рукой и смотрел на нее.
— Не гляди на меня так, — сказала она неожиданно, — отвернись к стене.
— Почему? — удивился я.
— Не смотри!
— Но почему же?
— Я прошу тебя.
— Хорошо. Зажмурюсь.
— Отвернись к стене! — резко воскликнула она. — Ты слышал?
Я отвернул голову в сторону и прикрыл глаза.
— Ладно. Больше не смотрю. Ты прекрасна.
Она промолчала. Подошла и села на диван.
— А теперь можно?
— Нет, — сказала она.
— Почему?
— Перестань!
Она легла рядом.
Мы лежали, не прикасаясь друг к другу.
Над домом пролетел самолет. Я открыл глаза. Заблудившееся в комнате золотисто-пестрое насекомое ползло по солнечному лучу. Вдали погромыхивал последний гром. От горького аромата увядания кружилась голова.
Луч заходящего солнца проскользни по гравюре, на которой рыбаки вытаскивали лодку на берег озера и возвышался на скале замок.
Я сидел у себя в комнате и крутил ручку настройки приемника. Взбулькивали разноязыкие голоса и звуки музыки. Просто в ужас можно прийти, до чего же на свете много людей, которые не понимают друг друга.
Предоставил слово Риму. Пели по-итальянски. Я люблю слушать песни, слов которых не понимаю. Я могу думать, что поют именно о том, что происходит в моем воображении. На английском я слушать не мог, а Диана — та на французском. Французский она учила в школе и знала довольно прилично. Просто даже завидно, как иные люди способны к языкам. Но, между прочим, знаю я одного малого, который окончил институт, а английский знает хуже меня, хотя я в этом смысле далеко не светило.
Побросал в портфель учебники к завтрашнему дню и вышел в коридор позвонить Диане на работу.
Наконец-то и нам провели телефон, но многие еще не знали номер, и звонков раздавалось совсем мало. Правда, Яко пытался втолковать нам, чтобы номер мы давали как можно меньшему числу людей, иначе от звонков не будет никакого спасу. А мне хотелось, чтобы звонили почаще. Если уж мне так мало пишут, пусть хотя бы звонят чаще.
Набрал номер. Кто-то взял трубку.
Я услыхал ее голос.