Роберт взял паузу на раздумье.
— Я определенно совру, если соглашусь, что это — болезнь. Мы еще ничего не знаем об этом феномене и кидаться такими громкими словами как «болезнь» или «недуг» — очень голословно. В конце концов, даже если предположить, что феномен оказывает деструктивное влияние, то поиск «антидота» так или иначе начинается с тщательного исследования, могущего длиться около нескольких лет.
— Мы должны избавиться от этой дряни.
— Войдите в мое положение, я впервые вижу нечто подобное, а во что выльется исследование — одному только Богу известно. Вы хотите избавиться от этого лишь потому, что это «дьявольские проделки»? — логично вопросил Роберт.
— Нет, — Астрид покачала головой, чем заставила свою тетку отчего-то напрячься. — Это… больно. Иногда.
— Больно, когда к ним прикасаешься? — Роберт вовремя остановил себя, подумав о том, что не стоило начинать никакого анализа, потому что переварить — это лучшее, что он мог сделать сейчас. — Так, стоп. Мне нужны необходимые условия для изучения этого феномена.
— И что вы предлагаете?
— Я предлагаю Астрид посещать мою лабораторию. Пока что каждый день. Начальные этапы требуют неустанного наблюдения. Там она мне и расскажет все остальные подробности.
— Одно условие — я буду присутствовать при этом хотя бы один раз в неделю.
— Хоть три, — отмахнулся Роберт, посчитав, что присутствие Аманды не отнимет у него возможность изучать подобное чудо. — К моему великому сожалению, на сегодня мы закончим. Мне необходимо все обдумать, чтобы работать дальше четко и трезво. Я дам вам мою визитку, — он потянулся к нагрудному карману рубашки и выудил оттуда обещанную карточку. — Адрес написан на обратной стороне. Завтра буду ждать Астрид к полудню.
— Полагаю, — начала Аманда неприятным тоном, — вы хотели бы получить оплату, как мы и договаривались.
— Я не приму плату за то, что я еще не сделал и, на самом деле, не хочу делать. Речь о лекарстве. Даже если оно и есть, то это просто кощунственно — лишать мир такого чуда. К тому же, я считаю финансы последним делом, когда пока нет никакого прогресса.
Аманда тут же, не скрывая того, удовлетворенно улыбнулась краешком рта.
— Разумно, мистер Эндрюс. Тогда не смею вас задерживать. Астрид придет завтра к полудню.
Роберт надеялся «переспать» со свалившейся на его голову информацией и откланялся к себе домой, ощущая, как зарождается внутри предвкушение чего-то дивного и бесконечно-прекрасного, как те самые белые цветки на теле загадочной Астрид Стенфилд.
Глава вторая
Ввиду столь скоропостижного развития мира, которого явно не учли последователи мальтузианства1, жизнь человека стала проще и, самое главное, — длиннее. При выдвигании своей великой теории Мальтус был ограничен своим временем, поэтому само же время опровергло его доводы, позволив человечеству наряду с демографическим ростом изобретать все новые способы добычи ресурсов, необходимых для жизни. Прогресс так или иначе не стоит на месте, открытие за открытием — и завтра человечество уже не то, что было день назад. Роберт искренне верил в силу открытий и в то, что одно из них привнесет в мир он сам. Он никогда не являлся жертвой низкой самооценки, а наоборот — поощрял в себе амбиции, мысленно гордился собой, осознавая, какой даровитостью наградили его природа и ежедневный — вместе с еженощным — труд. И вот когда он увидел Астрид, то подсознательно, на фоне настигшего его шока, подумал, что это ни что иное, как научный вызов, брошенный ему, Роберту, непосредственно самой судьбой. Что-то подсказывало ему, с долей тщеславия нашептывая на ушко, что он непременно заберет Нобеля. Конечно, в голову лезли всякие картины, наподобие его официального возвращения в науку под бурное рукоплескание зевак, старых коллег по цеху и даже его бывшей жены.
На самом деле Роберт не был чрезмерно тщеславным хотя бы потому, что каждый второй ученый наблюдал за собой нечто подобное, и это считалось нормальным для столь благородных представителей общества, а в науке действительно было благородство, поскольку она и только она служит миру с такой самозабвенческой страстью. По крайней мере, так Роберт считал.
Он нисколько не умалял таких наук, как та же самая социология или, например, философия, к тому же, все науки между собой связаны. Просто сам он горел так истово лишь точными науками, в которых формула и расчет сродни Священному Писанию. И вот, стоя напротив Астрид Стенфилд, с готовностью высвободившей свою цветочную шею из-под струящегося бирюзового платка, Роберт с благоговением предвкушал предстоящие исследования.
1
Согласно теории мальтузианства, население планеты увеличивается в геометрической прогрессии, в то время как производство средств к существованию — лишь в арифметической, что неизбежно приведет к социальным потрясениям