— Работайте, ребята, работайте.
— Соня…
— У нас сроки горят, — говорит Соня, не оборачиваясь. — Мы еще тяги не тянули… Н-да…
Рабочие и вновьобращенный незнакомец с одинаковым изумлением разглядывают Сонькину спину.
— Софья Викторовна, — наконец заговорил Виталка. — Это иностранец. Его прислали к нам из иностранной фирмы. Он — новый заказчик.
Соня медленно поднимает голову от чертежа и оборачивается, мгновенно преобразившись.
— Excuse me, please! It’s my work, — оправдывается она нежным голосом и протягивает иностранцу руку для пожатия:
— Му name’s Sofya.
Мужчина принял руку, как бесценный подарок, но не пожал, а припал в поцелуе.
— Dobrusha, Dobrusha Heyfes…
Соня, не меняя елейного тона и не отрывая взгляд от Добруши Хейфеса, приказала:
— Всем работать. Where are you from, Mr Heyfes?
— For you — Dobrusha. I’m from USA.
— It isn’t American name.
— Yes, you’re right. My mother is Bulgarian.
— My grand mother is Polish.
Рабочие уже почти доделали две стены, а Соня и Добруша все еще сидят на подоконнике и болтают. За ними в проеме окна, на соседней крыше, громко занимаются любовью два кота.
Со двора, задрав головы, в спины Добруши и Сони вглядывались Нонна и Юля.
— Хватит торчать, а то заметит! — дернула Юлька подругу. — Пойдем!
— По-моему, все нормально, — удовлетворенно заявляет Нонна.
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Пошли, говорю. Я и так уже опаздываю. Меня в салоне супруги-панки ждут. Мне на их спинах еще Ледовое побоище рисовать.
— Я не поняла, они обе тети или оба дяди?
— Почему? Он и она. Хотя, конечно, трудно сказать. Ввела ты меня в сомнение…
Когда Юля и Нонна ушли к метро, Соня и Добруша еще долго сидели на подоконнике.
Рабочие уже закончили свою работу и переодевались в глубине холла. Виталка подошел, кашлянул и сказал:
— Софья Викторовна, все готово. Мы можем идти?
Соня, не отрывая влюбленных глаз от Добруши, ответила проникновенным голосом:
— Yes… Ой, да, конечно…
Рабочие вежливо, аккуратно попрощались: «До свиданья, Софья Викторовна… До свиданья…» Соня и Добруша кивали между словами. Неожиданно Соня скокнула с подоконника и подбежала к Виталке.
— Just a moment… Тьфу ты! Виталка, подожди!
Порылась в кошельке и протянула деньги.
— Это зачем? — насторожился лепщик.
— Ну, пивка с ребятами попейте. Рабочий день закончился.
— Спасибо, Софья Викторовна!
Виталка на цыпочках потянулся к товарищам, помахивая тысячной купюрой. Соня и Добруша остаются в комнате вдвоем.
— Вот… Вернее, this is my work. Our firm is very popular. My workers are very high in their job. We make… a… a… Sorry for my English… Господи, как же по-английски лепка?..
— Лепка по-английски будет — sculpture, — говорит Добруша по-русски с легким американским акцентом.
— Почему ты сразу не сказал, что говоришь по-русски? — ошалела Соня.
— Не успел, был очарован тобой.
— Да уж… Было чем, — хмурится Соня, вспоминая свое утреннее поведение. Что ж поделаешь, испугалась девушка грозного «малыша» Саркисяна.
Добруша снимает очки и подслеповато щурит большие глаза.
— Я хотел еще слушать и слушать твой голос. Мне было мало. Я хотел больше.
Он достает из внутреннего кармана белоснежную замшевую тряпочку и протирает очки.
— Ты всегда хочешь больше? — спрашивает Соня, приняв игру. — Тебе всегда мало?
— София, у меня были очень богатые предки. Мы делаем нефть, вино и духи. У меня все есть. Я давно уже ничего не хочу. Еще сегодня утром я думал, что так будет всегда. Уже час назад я понял, что так всегда не будет.
Соня слушала, качала головой и, совершенно очевидно, не верила. Ни ушам своим, ни тому, кто вдувает в эти уши наглую, но, следует признать, сладкую ложь. Она ведь не школьница какая-нибудь глупая. «Я давно уже ничего…», «Час назад я понял…». Все это нахальство и сопли в сахаре. Любви нет. Во всяком случае, Соня свой резерв романтики уже исчерпала. Одна тина на дне осталась. Нет никакой любви, только здоровый секс. Соня горько усмехнулась:
— Тогда кончай болтать, давай целоваться.
Добруша не накинулся на Соньку с пылкой поспешностью новичка. Он осторожно провел рукой по Сониным волосам, снял повисшую нитку, коснулся лица пальцами, знакомясь с ним. И только тогда поцеловал. Соня сконфузилась. Что она там говорила про себя? «Я не школьница какая-нибудь»?
— Да, и сними каску, — попросила она. И теперь уже сама трогала его лицо, обнаружила шрам над переносицей, глубокие морщины, расходящиеся от крыльев носа, и ямочку на подбородке.
Они снова целовались.
— Да, ты же с самолета… Наверное, голоден? Хочешь есть?