— Да, очень. Сейчас и здесь. Тебя. Есть. Съесть. Быстро, — заявил Добруша и завалил визжащую и хохочущую Соньку на подоконник.
С крыши напротив два кота внимательно и удивленно наблюдали за тем, как люди занимаются любовью.
— А вот теперь надевай каску.
— Что, начинается обвал в горах?
— Хуже. Начинается Соня.
— Соня — это когда много спит?
— Нет, это когда много любит.
Утром они летели вниз по лестнице. Добруша недоуменно спрашивал, что случилось? А Соня все тянула его за рукав, таращила глаза и бормотала о рабочей дисциплине, которая вот-вот пошатнется и рухнет на ее голову. Пробежали мимо хмурого сторожа, выскочили на улицу. Дожевывали забытый в ее сумке батон.
— Очень вкусный хлеб в России! Спасибо, София!
— Хлеб — наше национальное достояние. Некогда, давай быстрее.
— Мы опаздываем?
Соня посмотрела вперед и остановилась.
— Все. Опоздали.
Навстречу им в полном составе шла на трудовую вахту бригада Сониных рабочих.
— Доброе утро, Софья Викторовна!.. Доброе утро, Софья Викторовна, — вразнобой басили лепщики.
Соня приказала себе не волноваться, не опускать глаза на грязные ботинки рабочих и успокоить дрожащий голос.
— Доброе утро, ребятки, доброе утро, — ответила Соня и делово кивнула Добруше: — Мы там в принципе все посмотрели…
Добруша исправно кивнул в ответ.
— Да… Очень хорошо все получилось… — обстоятельно хвалила Соня ребят.
— Good morning! — неожиданно вступил в беседу Добруша и взял Соню под руку.
— Good morning, — радостно отозвался Вован.
— Молодцы… Там еще… Ну… Я проверю, короче, — лепетала Соня, а Добруша уже тянул ее дальше. — Ну, удачного дня, мальчики…
Они припустили по улице, как школьники, удачно совравшие учителям, что идут в библиотеку, а сами намылившиеся в киношку «Я не школьница какая-нибудь…»
Рабочие смотрели им вслед. У них создалось ложное впечатление, что строгим плащом Сони и дорогущим светлым пальто Добруши только что вытирали цемент.
— Софья! — крикнул Виталка. — Пальто!..
— Потом, потом, Виталка, работай…
В Питере похолодало. Они совершали короткие броски по городу, а потом грелись в случайных кафе. И, куда бы они ни пришли, всюду их встречали радушные улыбки, а провожали удивленные взгляды. Такие приличные вроде люди, а одежда-то, будто специально извалялись где-то.
В гостинице их подозрительно оглядел портье, но, услышав фамилию гостя, расшаркался и заверил, что номер забронирован, но господина Хейфеса ждали вчера. Все ли у него в порядке? Намекал на состояние пальто. Добруша уверял, что все в полном порядке, все просто чудесно и бог с ним, с пальто. Он влюбленно смотрел на Соню. Она уже прижималась щекой к его плечу. И только в лифте, где кругом зеркала, они поняли, отчего на них так таращилась люди.
— О, ё!.. Посмотри на мою спину!
— О, no! And my?
— И твоя тоже.
Портье сказал в трубку:
— Будьте добры, закажите химчистку. Два пальто. Сегодня.
Не школьница? Соня потеряла девственность в десятом классе. Ее избранником стал бородатый студент Академии художеств, лет на шесть старше ее. Подругам он казался древним стариком, а самой Соне — взрослым, умным и безгранично талантливым. Видимо, уже тогда наметилась в ее жизни нездоровая тенденция подбирать непризнанных гениев. Соня его любила до нервного тика в глазах. Он проживал в захламленной комнатенке общежития на Васильевском, и Соня часто бегала к нему с уроков. Смотрела, как он хмуро ест принесенную ею из дома курицу, и готова была жизнь отдать за него. На скрипучей старой кровати с никелированными шарами у изголовья Соня получала первые уроки сексуальной практики. Если по этому предмету пришлось бы сдавать экзамен, она оказалась бы в тройке лучших. Художник бросил ее через два месяца, женившись на своей однокурснице. Он нуждался в жилье и прописке. Соня плакала, потом простила, а позже забыла.
Сейчас, в свои тридцать четыре, она уже не могла себе врать. После Борюсика, после Романа, после Жорика, наконец, она не могла прятаться от себя самой. Следовало, взглянув на себя в зеркало, сказать: «Сонька, ты несчастная баба. Тебя никто никогда не любил». Правда и заключалась в том, чтобы не давать себе поблажек. Не принимать временные увлечения ею мужчин за любовь. Не считать, что эрекция означает признание, а подаренный цветок обязывает к близости.
Она говорила себе эти слова, стоя ночью в ванной перед зеркалом, и призналась себе в том, что жизнь ее оказалась не белоснежной парусной яхтой, а ржавой баржей. И баржа эта уже затонула и покоилась на илистом речном дне. На следующее утро она встретила Добрушу. Очевидно, чтобы спастись, нужно добраться до дна и посильней оттолкнуться от него ногами.