Ну, в какой-то степени она началась. Но не сразу. Я никак не мог понять, что у меня больше нет врагов. Ни с кем не разговаривал, если со мной пытались заговорить — огрызался… короче, вел себя точно, как ты сейчас, только еще хуже. И что самое обидное, я же поступал на психолога, а на этом отделении одни девчонки. Вот в нашей группе было двое парней, включая меня, и тринадцать девок. Вот ты не поверишь, я искренне думал, что не пройдет и недели, как кто-нибудь из девчонок будет строить мне глазки или посылать записочки… Ничего подобного, конечно, не произошло. Уже потом, совсем потом, я узнал, что девки меня попросту боялись. Да и не до меня им было. В семнадцать лет обычная девушка уже имеет колоссальный опыт личной жизни и может себе позволить выбирать кавалеров. Шестнадцати-семнадцатилетние девчонки — это ж самый ходовой товар, и они этим пользуются. А мне просто нечем было их заинтересовать. И я не понимал их. Я не понимал, что происходит вокруг меня. Девчонки постоянно говорили при мне о делах на любовном фронте: кто с кем познакомился, кто их бросил, кого они бросили. А я думал совсем о другом. У меня была паранойя. Мне казалось, что кто-нибудь из моих бывших одноклас-сников приедет сюда специально, чтобы публично меня опозорить, рассказать всем, какое я ничтожество. Мне все время казалось, что я не так одет, что надо мной все смеются, что у меня просто на лбу написано — “Я урод” — и все это видят.
— А на самом деле всем было пофиг.
— Точно, Вадик. Не то что совсем, но, в общем, да. Но особенно меня убивал мой сотоварищ, Ваня Орешкин, второй парень из двух в нашей группе. Я смотрел на него и видел, что он точно такой же “нуль”, как я. Такая же мягкотелая тряпка, и даже хуже. Но почему-то девчонки с ним общались как с нормальным, и смеялись над его шутками, и не обижались, когда он их щипал… Короче, я быстро плюнул на все это дело — на девок, да и на учебу тоже — и стал заниматься тем, что у меня получается лучше всего.
— Играть?
— Да. Не прошло и года, как я оттуда вылетел. Первую сессию кое-как сдал, а вторая все решила.
— Жалеешь?
— Нет. Чему бы они меня научили такому, чего я не знаю. Но с другой стороны, когда я был студентом, моя жизнь имела смысл, цель — как-то так. Я мог как угодно пинать балду, но спросят меня: чем ты занимаешься? А я с гордостью отвечаю: учусь в вузе. А сейчас — что я делаю, для чего, кому это надо? Не знаю и знать не хочу.
— А потом что было?
— А потом. Потом я вернулся к родителям. Пытался где-то работать, перепробовал кучу всего… Смотрел, как пьянствует папаня, как маманя спивается… Тебе интересна моя биография?
— Да.
— Прости, я больше не хочу разговаривать на эту тему. Настроение пропало.
— А, — мрачно сказал Мельников. — Ну, гут. А можно один вопрос?
— Ну?
— Твои одноклассники знают о твоих успехах?
— Одноклассники — вряд ли, хотя может быть. Вот в администрации города точно знают. Для них это большая честь: из такого занюханного городишка паренек — и на всемирном чемпионате золото взял! А уж по чему именно чемпионат — по шашкам ли, по домино, по компьютерным играм или по “кто громче пернет”, — дело десятое. Они из меня еще национального героя сделают. Мне одна мамина знакомая, алкашка, звонила как-то раз, говорила, что якобы хотят в честь меня сделать памятную табличку и повесить на стену школы. И будто бы даже эскиз видела. Брешет, скорее всего, с ней по пьяни бывает. Но если правда, если я только узнаю, что действительно повесили, — лично приеду, возьму молоток и раздолбаю эту табличку к чертям собачьим.
— Я б тоже так сделал, — угрюмо одобрил Мельников.
Максим помолчал.
— Завтра я уйду, Вадик.
— Завтра? Не рано?
— Я думаю, в самый раз. Чего мне тут делать. Плевать на все. И на нее.
— На нее — на твою Эллу?
— И на нее тоже.
— Вернешься?
— Ты же знаешь, что нет.
Вадим насупился и уткнулся в комп. Максим вставил в уши наушники. Просто так, для вида. Музыку включать не стал.
Видео: Дмитрий Неделин. Источник: young4ever.org
Съемка на мобильный телефон. У Дмитрия огромные глаза, крупный нос и большие некрасивые губы. Больше в кадре ничего не помещается. Разговаривает мягким, приятным голосом.
Дмитрий. Ну, я постараюсь покороче… Меня зовут Дмитрий Неделин. Я ухожу. Потому что так решил. Двадцать один год — мой потолок. Только одно хочу сказать: не надо никого винить в этом. Я ведь знаю, что подумают — что я это сделал из-за того, что отборочный тур не прошел. Нет! Дело не в этом. Ну, подумаешь: в истории не останусь. И не надо. Я в любом случае бы ушел. Это мой выбор, моя идеология. Я ни о чем не жалею. Я ухожу счастливым.
Конец съемки.
6. Ночь суббота — воскресенье
Висевшая на стене декоративная сова с циферблатом на пузе показывала половину одиннадцатого. Максимка сидел за столом вместе со всеми. Ему было очень плохо.
Он откровенно не понимал, почему согласился после занятий поехать на этот день рождения, на другой конец города, на всю ночь, с людьми, для которых так и остался чужим, хотя знакомы они были уже полтора месяца.
Это был первый раз, когда Максимка нарушил свой ежедневный режим: “общага — университет — общага”. В университете он занимался тем же, что и в школе — то есть абсолютно ничем. Лекции и семинары посещал исправно, но никак не мог заставить себя записывать хоть что-нибудь. Разве что похабные картинки на партах рисовал, специально для этих целей носил при себе чёрный маркер.
С одногруппницами и старостой Ваней Орешкиным Максимка практически не общался. Иногда, конечно, пытался завести разговор с какой-нибудь из девушек — в трамвае или если оба рано пришли на пару и никого ещё нет. И всё вроде было нормально, до тех пор, пока не появлялся кто-нибудь ещё из однокурсниц. Тогда про Максимку мигом забывали. И как это изменить — он не знал.
Зато с соседями по комнате, Эдиком и Антоном, он быстро нашёл общий язык. Уж с кем, а с ними ему очень повезло. Во-первых, у них на рыло было по компьютеру. Во-вторых, Эдик и Антон редко находились в комнате вдвоём, чаще — кто-то один, а значит, Максимка мог от души побиться с ним по Сети в какую-нибудь стратегию или шутер, так как, в-третьих, и это главное, оба соседа Максимки были не дураки погамать. Хотя с другой стороны, у Эдика и Антона была личная жизнь, и оба они периодически пропадали на целую ночь. Иногда даже приводили девчонок в гости, попить чайку, — Максимка в таких случаях ложился на кровать, заворачивался в одеяло с головой и делал вид, что спит. Ладно хоть его никогда не просили переночевать где-нибудь в другом месте — знали, что идти ему некуда.
Максимка поехал на день рождения, даже несмотря на разговор с именинницей Юлей, что состоялся в перерыве между лекциями.
Виновница торжества раздала всем приглашения на свой праздник. Максим заглянул через плечо Вани Орешкина и прочёл на розовом билетике:
“Дорогая лапочка-зайка! От всей души приглашаю тебя…”
Потом ещё раз прочёл собственное приглашение, потом ещё раз, как будто от этого что-то могло измениться.
Там было: “Максим! Приглашаю тебя…”
Юли уже не было в аудитории. Должно быть, вышла покурить, пока есть время до начала лекции.
Максимка решился с ней поговорить. Возможно, ему не стоило этого делать.
— Юль! — сказал он, выйдя на крыльцо.
Пухленькая очаровашка Юля, стоявшая прямо под табличкой “Курить запрещено”, бросила в его сторону скучающий взгляд, задумчиво крутя между большим и средним пальцами длинную дамскую сигарету. Она была одна — вот и отлично.
Максимка показал ей розовый билетик, будто удостоверение личности.
— А я, значит, не лапочка и не зайка, — мрачно произнёс он, не глядя на неё.
— Ваня очень хороший, — спокойно объяснила Юля. — А тебе я не то что сказать, а даже написать не могу “зайка” или что-то в этом роде.
— Почему?
— Потому что ты… — Юля всегда и со всеми была вежливой, но в этот раз ей почему-то захотелось говорить напрямую. — Ты язва. Ты хотел, чтобы я это сказала вслух? Вот, пожалуйста.