Его лицо перекосило яростью и в следующее мгновение он бросился на меня, и я едва увернулся от Асгарота. Одну саблю пришлось отшвырнуть, заменив ее кинжалом, чтобы сохранить маневренность.
Да, он несомненно был мастером, уже сейчас, за короткое время превратившись из обычного неспортивного жителя Старой земли в идеального бойца. Он теснил меня, без устали нанося и отражая мои отчаянные удары, блокируя все мои попытки прорваться ближе. Я защищался, уклонялся, парируя все его выпады, как безумный наступал и снова отступал под его напором, но он постоянно, шаг за шагом, умело и безжалостно теснил меня. В глазах его пылало откровенное бешенство. Мне казалось, что это не человек — это древний Нигейр, завладев его сознанием даже в человеческом теле, мстит нам всем за то, что мы изгнали его из своего круга.
Уже несколько раз я чувствовал, как опасно близко проносился рядом с моим горлом Асгарот, пылающий мертвенно-белым светом меч, растущий из его ладони, и я уже неоднократно принимал Легарот, меч-коготь, вторую часть перчатки, на крестовину кинжала, успешно — пока еще успешно — отбрасывая его назад. Мне не остановить эту пляску взбесившегося смерча, в честном открытом бою — мастерство против мастерства — не остановить… Он гнал меня по дорожкам сада до кипарисового дворика, заставив уйти в глухую оборону и не давая ни малейшей возможности атаковать. Даже несмотря на человеческий облик, Змей все еще держал в когтях его разум. Я несколько раз пытался обращаться к нему по имени, но на его лице не дрогнул ни один мускул, он не слышал меня, продолжая, подобно биороботу-модификанту, управляемому хозяином, яростно наступать, не давая ни мгновения передышки. В конце концов моя нога поехала на какой-то слетевшей с кипариса ветке и пытаясь удержать равновесие, я чуть-чуть раскрылся, и алмазное лезвие насквозь прошило мое левое бедро. Падая на бок, я услышал странный треск раздираемой ткани и через мгновение понял, что это рвется от когтя-Легарота куртка на спине. А потом нахлынула боль, от которой у меня потемнело в глазах. В каком-то помрачении я умудрился увернуться от очередного удара Асгарота, и почти не думая, что делаю, ударил его очередным зарядом фэйра — для этого мне давно не нужно принимать вечный облик. Сашу отшвырнуло назад, но, ухватившись за скамейку, он сумел устоять и снова бросился на меня. Нет, извини, парень, у нас тут не поединок чести, у нас — бой на выживание. Я снова ударил его чистым фэйром, усилив воздушную волну так, чтобы его отбросило как можно дальше. Он упал и поднялся. Я ударил снова. И еще. Еще… Наступая на него, я отбрасывал его все ближе к стене галереи. Загнав его под арку, с последним ударом я бросился на него сам, всем телом, не дав ему подняться, придавил к плитам и сел на спину. Коленом безжалостно ударив по локтю с малой перчаткой и обездвижив ее, я безжалостно вывернул правую и, едва не сломав ему запястье, из всех сил дернул с руки чешуйчатую перчатку с Асгаротом. Саша закричал — часть перчатки содралась вместе с кожей. Вторую я снимал медленнее и осторожнее. В моих руках они съежились, превратившись в тускло блестящие чешуйчатые тряпочки. Сунув их в карман, я пресек его яростные попытки вырваться, приставив кинжал к шее.
— Слушай меня внимательно, — начал я, весь дрожа от пережитого крайнего напряжения сил. — Собирай своих нагов и убирайся из Саманданга. У тебя есть способ подать им сигнал с неба?
— Есть, — прошипел он сквозь зубы.
— Сейчас я тебя отпущу, — продолжил я, не торопясь ослаблять хватку. — Ты обернешься, взлетишь и скомандуешь им уходить. Чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше, тем меньше твоих ребят положат из-за твоей глупости. Не вздумай ерепениться — Сеннарская конница уже входит в ворота Джуджит. Понял меня?
— Да, — выдавил он.
— Завтра утром ты свяжешься с Ширин и попросишь ее с Ревалем об условиях достойной капитуляции. Потом встретишься с ними и вы совместно — я еще раз повторяю — совместно — решите, как будете делить Ар Шамаль. Но я бы предложил не слишком настаивать на своем. Не знаю уж, кого ты слушал, когда тебя натравливали на Шамаль, не объяснив, что в этом мире есть и другие силы, способные объединиться и поставить на место одного взбесившегося змееныша. Ты понял меня?
Он прошипел что-то неразборчивое.
— Так понял?
— Да, — ответил он четко, и в голосе у него вдруг прорезалась какая-то очень знакомая усталость, словно что-то, державшее его в горячечном напряжении, внезапно откатилось назад, уступая место обычным человеческим чувствам.
— Когда они подтвердят, что вы договорились, я верну тебе перчатки.
Подождав еще несколько мгновений, я убрал кинжал, медленно ослабил хватку и слез с него, на всякий случай выставив саблю вперед, ожидая, что он снова в ярости бросится на меня. Но из его глаз уже ушло боевое безумие, наведенное сущностью вечной твари. Тварь спряталась, оставив человека разбираться с тем, что она натворила. Осознание проигрыша накатывало на него волнами, и я наблюдал, как меняется выражение его лица. Что ж, не стоит унижать его дальше. Я попытался вспомнить, где отбросил вторую саблю, но сквозь истощение и боль, терзающие мой разум, не смог сосредоточиться даже на том, где я нахожусь. Кажется, старые сады… Как бы теперь доковылять до дворца и найти Шандра… Лучше, конечно, обернуться, но в ближайшее время мне такой подвиг точно не светит. Стараясь держаться прямо и не хромать, я двинулся к большим воротам, замеченным в противоположном конце сада, и неожиданно оказался на широкой улице, ведущей к эмирскому дворцу.
И почти сразу же наткнулся на Юльку, стоявшую перед входом с перекошенным от ужаса лицом. Осторожно попятившись назад, я прислонился спиной к стене, стиснув зубы, чтобы не вскрикнуть. Нечего ее пугать, она и так, бедняга, напугана.
— Ты его убил? — спросила она дрожащим шепотом.
— Нет, — ответил я медленно, увидев, как со стороны дворца в нашу сторону идет и снижается вимма, судя по цветам — наша. — Только игрушки отобрал.
Взгляд ее неожиданно скользнул вверх, и через несколько мгновений я тоже увидел, как над городом поднялся светло-золотистый змей. Правое крыло у него ничем не отличалось от левого. Раскинув крылья, он трижды свел их над головой, почти коснувшись перепонками, потом поднялся чуть выше крыш и медленно и плавно, под небольшим углом стал набирать высоту, уходя в сторону Сеннского хребта.
Провожая его взглядом, Юлька, словно завороженная, двинулась за ним следом и, споткнувшись о ступеньку соседнего крыльца, очнулась и присела на краешек. У нее явно больше не было сил, чтобы двигаться дальше.
Из виммы выскочил Шандр, бросил напряженный взгляд сначала на нее, потом — на меня.
— Иногда я тебя боюсь, — бросил он, подходя и пристально всматриваясь в мое лицо. — А иногда мне кажется, что ты просто… самоубийца. Идти можешь?
— Не знаю, — прошептал я. — Увези ее, пожалуйста, к Ревалю. Нигейр сейчас отведет войска из Саманданга. Кажется, мы договорились… Дайте нагам отступить. А местную шваль — добивайте, если вздумают сопротивляться.
— Давай я сначала отвезу тебя, — сказал он обеспокоенно, но я лишь покачал головой.
— Ее. И побыстрее. С собой я как-нибудь сам… разберусь.
Глава 22. Рамьен
— И что теперь?
Эрлен была удивительно серьезна и сосредоточена. До его прихода она что-то внимательно читала, какие-то бумаги с серым едва заметным отпечатком рысьей морды внизу страницы, эмблемой ее домена. Могла бы по гвору позвонить, чтобы узнать новости, подумал Кольер не без раздражения, но Вечные предпочитали по возможности встречаться лично, испытывая странное недоверие к гворам.
— Я считаю, мальчик очень много выиграл, — ответил он, выбирая из предложенных напитков простую воду. — Я ожидал полного провала, особенно, когда неожиданно закрылись шеадры. Сам запаниковал, должен признаться… Но Ворон его пощадил.
— Ант не пощадил бы, — хмыкнула она, вставая и отходя к окну. В Рамьене шел дождь, холодный осенний дождь. Парк, окружавший замок, был невыразимо прекрасен, одевшись в пламенно желтые одежды. Уже почти стемнело, фонари вдоль аллей подсвечивали мокрые желтые листья, усеявшие дорожки. Из приоткрытого окна тянуло сыростью, от растопленного камина — жаром. Ему вдруг вспомнилось что-то давным-давно забытое, что-то из прошлого, которого, казалось бы, и не было в его жизни, так давно все случилось… он уже почти не помнил начало. Большая старая комната, осень за окном, сырой холодный воздух, жар камина и женщина… Кто из них — Вечный? Они — все эти существа, мнящие себя всесильными и бессмертными, или он, помнящий еще прошлого Нигейра, и Наджара-Филина, и Элианну… Ту женщину он помнил, несмотря на сотни других, бывших после нее. Они ушли, из жизни и из памяти. Она — осталась.