— Не против, — согласилась Юлька. — Но как ты думаешь… если я все-таки попробую сделать фантом, это будет опасно для… Нигейра?
— А тебе хочется? — полюбопытствовал я.
— Мне очень интересно попробовать, — призналась она. — У меня же получилось. Я не знаю, что такое вышло в результате и имеет ли оно какую-нибудь силу, но это оказалось жутко интересное дело.
— Мне почему-то кажется, что опасности нет, — сказал я. — Это действие — всего лишь маленькая часть какого-то более сложного процесса. Но только будь осторожна, на всякий случай, если получится, не рассказывай об этом никому. А лучше, если результат все-таки будет, показать его Ширин. Она-то точно должна понять, как оно сработает.
— Хорошо, — кивнула Юлька. — Только знаешь что меня беспокоит… А вдруг им уже управляют? Я сегодня была в Наган-Кархе, и Саша жаловался, что не может контролировать Змея. Совсем.
— Что, пожалела бедненького? — буркнул я с досадой. — Вечно вы, женщины, униженных да оскорбленных кидаетесь утешать.
Юлька посмотрела на меня с удивлением, отчего мне стало неловко за свою дурацкую реплику.
— Тогда уж опиши мне, что именно он тебе рассказал, — проворчал я.
Дослушав ее сбивчивый рассказ, я вздохнул.
— В том, что он описывает, нет ничего необычного. Именно так ощущает себя недавно обревший ипостась Вечный. А вселившаяся в него сила — реально непростая и… как бы тебе это объяснить… это живая сила, мощь, удар, порыв, ярость, действие. Страсть. Не интеллект, как, например, у тех же Гевора, Кинэна и Ширин. Не власть расчета и порядка, как у тех же Вагабра и Реваля. А стихия. Я сам, например, тоже стихийное существо, хотя и в гораздо меньшей степени. Но… я себя хорошо помню в тот период. Я… многое разрушил, не понимая до конца, что со мной происходит. Семью, например. Я был женат, когда стал Вороном, — продолжил я с горечью. — Двое детей… Она ушла через год, не выдержав того, кем я стал. Я их даже потерял на несколько лет, совсем не интересовался, что с ними происходит. Хорошо еще, очнуться успел, когда было не совсем поздно.
Другое дело, что я всегда был убежден, что сам подход к проблеме в принципе неверен. Из двух личностей Вечного главный — это человек, а не тварь. И он должен повелевать тварью, а не тварь — им. Это возможно и таких примеров достаточно. Надо бороться и за себя, и с собой. Не быть зверем, понимаешь… Просто им не быть. Двуликие же могут. Но мы почему-то считаем, что нам позволено больше, чем им.
— Кто бы только Саше это объяснил, — печально вздохнула Юлька.
— Боюсь, что у меня нет шансов, — сказал я.
Какое-то время мы молчали, думая каждый о своем. Потом она спохватилась, что уже поздно, и засобиралась домой. Я выглянул в окно — дождь, как назло, припустил с новой силой, а ветер, казалось бы, и не собирался утихать.
— На крыльях тебе не улететь, — констатировал я. — Боюсь, на вимме тоже. Во-первых, поздно, во-вторых, сюда сейчас никто не возьмется сесть, да и одежда у тебя все еще сырая. Простудишься.
— Что же мне делать? — растеряно спросила она.
— Оставайся здесь, — предложил я. — Тут на втором этаже есть две гостевые комнаты. — Тебя ведь никто не хватится в Саманданге? Ну, тот парень, например? Или подруги?
Она смущенно покачала головой.
— Идем, — я протянул ей руку. — Убедишься, что там вполне приличное место, совсем не такое архаичное и странное, как рабочий кабинет пары десятков поколений Воронов.
Башня казалась Юльке действительно странной и архаичной, словно контрастом к ультрасовременному обиталищу нагов. Сам кабинет был абсолютно круглый, у него даже потолок оказался в виде свода. Каменные, встроенные в ниши полки с книгами повторяли очертаниями форму башни. Стол, шкаф, стулья, кресла — все казалось тяжеловесным и массивным, из какого-то темного и жесткого, почти черного по цвету дерева. Большой старый камин не имел выемок для аэров, а значит, топить его можно было только дровами. На верхнюю площадку можно было попасть только через кабинет хозяина, так же, как и спуститься в спальное помещение на третьем этаже, не имевшее выходов на центральную лестницу, только на узкую боковую, выбитую в стене, ту самую, часть которой выводила на крышу башни. Второй этаж был как бы официальным: половину занимало помещение для приема гостей и проведения совещаний, представлявшее собой полукруг, на плоской стене которого в углу был огромный, старый, закопченный камин и гигантская, во всю стену, уникальная карта земель, выполненная в виде гравюры по металлу, со множеством обозначений, сделанных разноцветными светящимися кристаллами; во второй половине были оборудованы две маленькие гостевые комнаты, вполне современные, отапливаемые аэрами и ничем не напоминавшие весь этот музей. На первом располагалась прихожая, кухня, и еще две маленьких комнаты для слуг, одну из которых занимал Нвер. Рес пояснил, что под башней имеются обширные подвалы, часть из них завалена всякой любопытной древней рухлядью, и признался, что время от времени любит покопаться в ней, но ни разу у него не хватило терпения разобрать эти завалы до конца.
— Хотя в некоторые годы я даже пытался их каталогизировать, — признался он со смехом. — Но меня никогда не хватало больше, чем на два дня.
— Так нанял бы кого-нибудь более терпеливого, — предложила она.
— А вдруг там хранится что-нибудь… зловещее? — шутливо предположил он.
— Ага, полуобглоданный скелет мамонта, — хихикнула она. — Консервы на черный день.
— Фу, — поморщился Рес. — Вонючий, наверно. Тухлятина. Не для гурманов.
Пожелав хозяину спокойной ночи и оставшись одна, она поразилась тишине, ставшей для нее, студентки, столь непривычной в последнее время. Там, наверху, завывал ветер и все время что-то свистело и громыхало. Здесь, внизу, оказалось на удивление, прямо-таки зловеще тихо. Переодевшись для сна в странную пеструю хламиду из тонкого шелка (Рес пояснил, что лет 50 назад была тут забавная мода на подобные мужские одеяния), она завернулась в одеяло и попыталась осмыслить все увиденное и услышанное за сегодняшний день. Рассказ Реса о потерявших человеческий облик Вечных ее изрядно напугал, и ей страшно было представить, что кто-то может проделать такое с Сашей. Вон, Вагабр до сих пор не вернул себе человеческий облик, так и бродит, бедняга, в виде оленя вокруг Рузанны.
В конце концов она заснула, провалившись в какой-то странный, муторный и душный сон, который с каждым мгновением становился все тяжелее и тяжелее. Ей снилось черное с алмазными сполохами небо и кристально-прозрачная земля, неожиданно переходящая в странную серую пустошь, за которой простирался иссиня черный, неспокойный океан, от которого веяло холодом и смертью. Там, на серой полоске земли, на половину пространства расползлась угрюмая белая с черными полосами тварь, с отталкивающей трехглазой мордой, большеухая, желтоглазая, с пастью мелких острых зубов, увенчанных четырьмя внушительными клыками. Тварь с отвратительным чавканьем что-то ела, пуская кровавые слюни и время от времени выдирая клыками куски мяса. Вокруг нее лежали…да, именно они: белый олень с перерезанным горлом, бездыханная серо-рыжая рысь, огромный лохматый зубр со вспоротым брюхом, странное ящероподобное существо, придавленное огромным камнем, ворон, насквозь пронзенный гигантской стрелой. Она поспешно огляделась в поисках змея, и, не найдя его, испугалась, не он ли превратился в эту омерзительную тварь, но к счастью, она ничем не напоминала ей змея. Там, за спиной твари, она разглядела еще тела погибших, но, испугавшись до безумия, отпрянула назад, привычно выставив руку, чтобы вырваться из Маара… Выпав в реальность, она обнаружила, что падает с гигантской башни прямо в океан и, подхваченная яростным воздушным потоком, летит, пытаясь справиться с порванными крыльями, прямо на скалы, прямо навстречу поднимавшемуся с них аспидно-черному змею. «Ты меня предала, — сказал ей змей, когда она поравнялась с ним в воздухе. — Ты меня бросила, — крикнул он, когда она попыталась выровнять полет и обойти его, чтобы не упасть на камни. — Сбежала, оставила меня с этими… кошками, ящерицами и прочими тварями. Рядом со мной нет людей…Что же ты теперь хочешь от меня, если ты сама толкнула меня к ним?» С трудом удержавшись в воздухе, она почти уже проскочила мимо него, но он неожиданно ринулся навстречу, захлестывая ее кольцами своего тугого, сильного змеиного тела. Она дернулась, чтобы вырваться, но кольца сжались, затягиваясь все сильнее и сильнее и душа ее, и когда в груди уже не осталось ни капли воздуха, она неожиданно вывалилась в черное, непроницаемое пространство каменной комнаты. Тяжело дыша, она вскочила с кровати — призрак змея, казалось ей, все еще был здесь, глядя на нее из темноты желтыми, неподвижными глазами. Иди сюда, требовали эти глаза. Ты моя. Не надо длить агонию. Ты моя, смирись с этим.