...Толпа напротив рычит уже третий месяц. Ты стоишь, сжимая щит, пошатываясь от накопившейся за длинные, как годы, минуты и проносящиеся как пуля недели усталости.
Отбортовываешь щитом, лупишь дубинкой по норовящим выхватить его рукам, иногда получаешь кирпичом в шлем, и откатываешься назад, вглубь строя, придти в себя и перевести дух.
Так стояли римляне против накатывающихся на них орд - как волнолом против многотонных тяжких ударов океана - но рано или поздно один из таких ударов прорвёт уставшую стену, и одному богу известно, что будет потом.
Сверху нет приказов - нет ничего, что позволило хоть чуть-чуть понять, намерен ли текущий правитель что-то делать.
Он, похоже, просто пребывает в ступоре, надеясь на своих "Витязей", но витязи уже устали. Если бы был приказ разогнать - разогнали бы, но как раз этого приказа и нет; современные политики, как и судьи, ни разу в жизни не оказывавшиеся в ситуации, когда нужно решать в одиночку - и сразу предпочитают выжидать, а не действовать.
Отходишь назад, выливаешь полфляги себе на голову, вторую половину - внутрь.
Впервые за долгие дни приходишь в себя.
Для того, чтобы знать, что будет дальше, не надо обращаться к богу - достаточно просто прочитать учебник истории.
Толпа прогрызёт дыру в барьере из людей.
Сомнет и отбросит немногочисленные, сохранившие боевой порядок группки, ворвётся в здание - хрен бы с ним, с этим домом, но так уж получилось, что именно он стал символизировать верховную власть страны, и даже совершить изящный, шулерский подлог, переведя парламент в какие-нибудь Нью-Васюки в центре болота, куда из стольного града не доберёшься, власть не решилась.
И зачавкают по всей стране гильотины - то этих подай к столу, то тех, то правых, то левых, то восточных, то южных...
А за гильотинами начнут по Дикому полю танцевать кочевники - то с запада, то с востока, у каждого своя правда, у каждого свои цели.
А тебе вообще пофигу, тебе уже под полтинник, ты ещё серп и молот видел, и его же и защищал в далёкой горной стране, пусть и был тогда всего лишь молодым хирургом.
И смотрел не на пыльные равнины - а на глаза бойцов. Все хотели жить, но только тебе приходилось постоянно решать, кто выживет, а кто нет, кто стоит медицинской помощи, а кто - всего лишь укола морфия.
И когда тебя этой страны лишили - ты почувствовал, что служишь не стране, а всего лишь - Службе.
Что гораздо меньше.
Не обращая внимания на коллег ты лезешь на бэтр и с него смотришь на волнующееся море человеческих голов.
А ведь всего-то...
Он почувствовал, как протискивается в башенный люк и задраивает крышку.