— Я пытаюсь дать тебе шанс, — прорычал он. — Мой самоконтроль катится к чёрту, когда дело касается тебя. Всё, чего я хочу, — убрать тебя подальше от любого вреда, который может снова причинить тебе боль.
Голова Кеннеди дернулась вверх.
Выражение его глаз больше не было холодным. Жар вспыхивал в темноте его взгляда.
— Я хочу тебя. Не заблуждайся на этот счет. Я хочу тебя голой. Хочу под собой. Сверху. В любой позе, в которой смогу взять тебя. Хочу, чтобы ты кричала от удовольствия. Потому что я не хочу, чтобы ты когда-нибудь ещё чувствовала боль, — он рвано выдохнул. — Я хочу тебя, и, если ты не отправишься в эту спальню, если ты не уйдешь от меня, я не смогу перестать прикасаться к тебе.
— Я хочу тебя, — «хочу ощутить его руки на себе. Хочу всё, что он может мне дать».
— Ты не хочешь завтра, — его взгляд обжёг её. — Но, Кеннеди, не думаю, что смогу взять тебя один раз и отпустить. — Его слова были произнесены опасным рычащим предупреждением. — Думаю, как только получу тебя, я лишь захочу большего.
— Реми…
— Не пожалев об этом, — то, что возможно было вспышкой мучения, появилось в его глазах. — Не жалей, что отдала себя мне.
— Я знаю, чего хочу, — никаких сожалений. Просто нужда. — И это — ты.
— Иди в спальню. Ты бежишь от боли и адреналина. Ты…
— Я хочу тебя, — снова произнесла она. И ей не было стыдно, она не чувствовала страха или чего-то ещё. Не в тот момент. Она видела его потребность. Практически ощущала её в воздухе вокруг себя. — Придёт завтра. Всегда так происходит. И мы разберемся с этим, хорошо? Может быть, секс будет худшим в нашей жизни, и никто из нас не захочет повторения.
— Не думаю, что так произойдет.
Так же, как и она.
— Есть только один способ выяснить это, — прошептала Кеннеди.
Его рука поднялась, обернулась вокруг её плеча.
Она не собиралась сбегать. Она хотела чего-то хорошего, чёрт возьми. В мире, где всё катилось в ад — она собиралась взять что-то для себя.
— Я пытался. Запомни это, хорошо? — хрипло произнёс он.
— Я хочу вспомнить, каково это, когда ты целуешь меня.
Его голова наклонилась. Его губы прикоснулись к её. Соблазнительно. Искушающе. Многообещающе.
— Я позабочусь о том, чтобы ты никогда не забывала.
Реми подхватил её на руки. Это движение застало её врасплох своей неожиданностью. Кеннеди обвила руками его за шею и почувствовала улыбку на губах. Настоящую улыбку.
Он нёс её вниз по коридору. В спальню. В его спальню. На стенах по-прежнему не было фотографий. Никаких личных прикосновений, но она увидела его брошенное пальто на соседнем стуле, и дверь шкафа была приоткрыта, демонстрируя его одежду, висящую там.
Он был готов отдать ей свою спальню.
Рыцарь. Добрый.
В нём было столько всего, чего она не ожидала.
Намного больше.
Он опустил её на кровать. Его прикосновение было нежным, очень осторожным. Он поцеловал её снова. Более глубоким страстным поцелуем. Ей понравился его вкус. Понравилось, как он заставлял её себя чувствовать. Её соски напряглись и заныли, а бедра покачивались в такт инстинктивных движений.
Но он отступил от кровати. Его глаза остались на ней, когда он сдёрнул с себя рубашку, бросив на пол. Она не смогла отвести от него взгляд.
Она знала, что он сильный, но без рубашки… его мускулы были невероятны. Потрясающие. Очерченные. Не шесть. А больше десяти кубиков. Она смотрела на него и захотела облизать губы. Она смотрела на него и…
Шрамы. Следы порезов проходили через пресс. Маленькие красные отметины. Одна возле плеча. Другая на левом боку. Одна под сердцем.
Кеннеди дернулась, садясь, её рука потянулась к нему.
— Что произошло?
Он напрягся под её прикосновением. Она вспомнила, что сказала ей Аманда. О том, что Кеннеди не знает его на самом деле. «Спроси у него, почему он так держит плечо…»
— Они больше не болят, Кеннеди.
Она прикоснулась к отметине на его плече.
— Тебя подстрелили.
— Несколько раз.
Он вел себя так как, будто это не имеет значения.
А имеет.
Его боль имела значение.
Её рука скользнула по его животу. По тонким белым линиям, которые выглядели как порезы. Она даже не заметила шрамов сначала. Была слишком занята разглядывая его.
— Ножевые ранения, — угрюмо произнёс он.
«Ножевые ранения?»
— Давно. В другой жизни.
Она могла лишь смогла покачать головой. Потом нагнулась, и её губы потёрлись о его старый шрам возле сердца.