- Та-ак, - его оценивающий взгляд скользнул по сгорбленной фигуре жертвы. - Ты когда принимал в последний раз, родной мой?
- Товарищ старшина, - мужичонка принялся нервно облизывать губы, - я только лекарство пил... Честное слово, только лекарство. Вот...
Он полез куда-то во внутренний карман своей куртки и вытащил стеклянный флакончик с «Корвалолом»:
- Сердце пошаливает... Врач прописал... Три раза в день...
- Ну, ты мне только тут не звезди, понял? Больные у нас за пойлом не стоят. Больные у нас дома в койках лежат. В окружении, тля, любящих детей и внуков. Или ты без ста грамм с утреца загнешься, а? - старшина зло сплюнул под ноги прямо на асфальт и сказал в висевшую у него на нагрудном ремне портативную рацию:
- Первый, я - седьмой. Коля, высылай фургончик.
Рация что-то одобрительно крякнула в ответ. Лицо извлеченного из очереди мужика сделалось мертвенно белым:
- Товарищ старшина, я ж не себе... У племяша юбилей. Десять лет свадьбы. Я...
- Ра-азберемся, - старшина отмахнулся от него, как от назойливой мухи. - Если не брешешь, отпустим...
Он щелкнул пальцами и стоявший рядом с ним востроносый сержант молниеносно вогнал иглу парализатора в левое плечо все еще что-то бормотавшего себе под нос мужика. Старик дернулся, выгнулся вперед дугой и, коротко и жалобно всхлипнув, повалился кулем прямо на мокрый асфальт. Третий милиционер, тоже с сержантскими нашивками на погонах и коротким копьем парализатора в руках, брезгливо пнул упавшего в живот носком лакированного сапога и озабоченно заметил:
- Бледноватый он какой-то... Слышь, Федорыч, как бы этот хмырь и впрямь не загнулся...
- Жить захочет - не помрет, - жизнерадостно изрек старшина и громко захохотал, неестественно широко растянув губы. Зубы у него оказались крупные и желтые. - А чтоб не отдал концы, мы ему для пары сейчас боевую подругу подберем! Пусть папашке сопли повытирает!
Взгляд старшины скользнул вдоль очереди и остановился на невзрачной и аккуратной старушке в клетчатом пальтишке и сером теплом платке:
- Ну-ка, мамаша, предъяви-ка свои документики.
Бабка всполошено встрепенулась, вытащила откуда-то из недр своей хозяйственной сумки красную и засаленную серпасто-молоткастую книжечку и молча протянула ее старшине. Он длинным ногтем на мизинце подцепил обложку и раскрыл паспорт:
- Та-ак... Марьина Авдотья Прохоровна... Отстойница, а?
- Господь с тобой, сынок, - бабка испугано шарахнулась от него. - Себе я беру, вот тебе крест - себе!
- Какой еще Господь? Какой крест? Ты чё? - серостальные глаза старшины хищно сузились. - Публичное отправление религиозных обрядов проводишь, мать твою налево? Ну-ка, топай к дедуле. Сейчас поедем с тобой в отделение разбираться...
- Сыночек, - по морщинистым щекам бабки поползли мелкие бисеринки слез, - прости дуру старую. Ну, невзначай вырвалось... Я ж неверующая... У меня и медали есть, сыночек...
Трясущимися руками она снова полезла куда-то внутрь своей тряпичной сумки и извлекла на свет истертый темно-зеленый прямоугольничек ветеранского удостоверения.
- Это, мать, ты раньше была комсомолкой и спортсменкой. А сейчас ты - злостная отстойница и религиозная фанатичка, - бросил через плечо старшина, даже не повернув в сторону бабки головы. - Топай к дедуле, тлень, пока я добрый!
Один из сержантов подхватил бабку под локоть и с силой подтолкнул в сторону распластавшегося на асфальте и уже успевшего обмочиться парализованного мужика:
- Ну-ка, стерва, стой здесь и не рыпайся!
- Гарантированные пятнадцать суток принудиловки и месяц без пенсии, - прошептал почти на ухо Жилину парень с «дипломатом». - Ох, зверье, ох, зверье...
Старшина отступил пару шагов назад, окинул очередь бесшабашно-веселым взглядом и, явно копируя актера из старого комедийного фильма, гаркнул:
- Ну-ка, граждане тунеядцы и алкоголики, приготовить документики к проверочке! Стояльцы и отстойницы, шаг вперед марш! Добр-ровольное признание о-облегчает наказание!
Очередь приглушенно зароптала и недовольно зашевелилась, доставая из карманов и сумок книжечки паспортов и картонные месячные абонементы на закупку табака и спиртных напитков.
«Вот черт, - выругался про себя Жилин, - мне для полного счастья еще только в облаву попасть не хватало!»
Документы у него были в порядке, но из своего опыта общения с московскими правоохранителями, он уже знал, что придраться патруль сейчас мог к чему угодно. Все же разбирательства в отделении милиции, как правило, заканчивались жестоким избиением задержанных, несколькими сутками принудительных работ на расчистке городских свалок и солидным денежным штрафом. Что же тут поделаешь, если в последние годы городу очень была нужна дармовая рабочая сила и дополнительные поступления в местный бюджет? Количество задержанных за «табак-водку» и «религиозные отправления» особенно выросло после того, как в июне прошлого года Лихачев своим указом ввел обязательные поощрительные премии для сотрудников правоохранительных органов в размере пятидесяти процентов от суммы наложенного на задержанного нарушителя штрафа. Проще всего патрульной службе оказалось брать пенсионеров -заутюженные пропагандистской машиной и вышколенные за десятилетия работы до беспрекословного подчинения любому начальству, они и помыслить не могли даже о робком сопротивлении властям и жалобах в вышестоящие инстанции.