Выбрать главу

— Том, ты здесь? — спросил я с надеждой, и мой голос прозвучал как-то одиноко в этой настороженной тишине просторной квартиры.

Я открыл дверь и увидел Томаса. Он лежал на кровати, укутавшись одеялом по самый подбородок. Его лицо было неподвижно, и я сразу почувствовал, что передо мной лежит покойник.

— рНЛ, — ЯЙЮГЮК Ъ. — рНЛ…

Я видел много смертей за последнее время, но смерть и Томас для меня были абсолютно несовместимыми понятиями. Я не мог поверить, что Томас мог стать вдруг мертвым и лежать вот так, неподвижно и абсолютно безнадежно. Я подошел ближе и потрогал его лоб. Он был холоден и тверд как камень.

Я медленно приподнял одеяло, и из моей глотки вырвалось что-то, похожее на сдавленный хрип: голова Томаса была отрублена и приставлена обратно к телу, отчего он напоминал чудовищную детскую куклу, сломанную ребенком и неумело сложенную обратно, чтобы избежать родительского наказания.

Я не забыл тот случай в сумеречных землях Юнхэ. Сейчас, когда я стоял перед трупом Томаса, сцена убийства Томаса-вуквина всплыла передо мной так ярко и живо, как буд-то все произошло лишь минуту назад.

Ведь это я убил его! — пронеслось в голове. — Я сейчас могу вспомнить историю о вуквине, который принимает облик человека, и что я убил не человека, а всего лишь вуквина, зверя. Но Тому от этого легче не станет! Он не оживет, даже если выслушает меня тысячу раз подряд. Я убил в свое время псевдо-Томаса, я уничтожил хищника, который превратился в человека. Но почему тогда мертв сам Томас? Почему он убит точно так же?!

Шериф говорил об очередном загадочном убийстве какой-то толстушки. Я слишком хорошо помнил, как я заколол Мадлен. Я даже не собирался уточнять имя той несчастной, так как был уверен, что это она. Гаутама предостерегал меня от ненужного кровопролития, независимо от того чья кровь проливается — человека, животного или рыбы. Он говорил, что все зло рано или поздно сказывается на самом убийце. Но как определить ту грань, когда чья-то смерть уже является необходимостью? Что было бы, если бы я позволил тогда Томасу-вуквину находиться в моем обществе еще некоторое время? Возможно я сам бы сейчас лежал бездыханным в своей собственной кровати.

Зачем Мария устраивает мне испытания подобного рода? Она наверное стремится сломить мою психику, превратить меня в бездушный и исполнительный механизм. Эти смерти должны были породить во мне цинизм, ощущение беспомощности перед капризами моего персонального бога. Мария Ягер словно говорила: «Смотри, вот цена человеческой жизни. У тебя был друг? Теперь у тебя есть только я, а ты стал более совершенной машиной для убийств. Ты хочешь сверхвозможностей? Хочешь жить практически вечно? — Пожалуйста. Но плати самым дорогим что у тебя есть».

Неужели всех, к кому я привяжусь, ждет такая участь, а меня — обязанность быть их убийцей? Если это так, то это поистине дъявольская выдумка. Я уже понял, что если буду жить, то мне придется заниматься очень грязной работой, и Мария Ягер не отвяжется от меня ни за что.

В этот день я напился до безчувствия и уже не помнил как лег спать. Но и во сне перед моими глазами являлось обезглавленное тело Томаса, и он о чем-то умолял меня. Я все силился понять, что же он хочет мне сказать, о чем пытается меня предостеречь, но никак не мог разобрать его слов, словно мы говорили на разных языках.

4

Я еще никогда не испытывал состояния такого глубокого психологического ступора, как в этот раз. Мне нужно было что-то сделать, чем-то заняться, чтобы прийти в себя. Я нехотя позавтракал и неторопясь отправился в сторону моря. Я хотел на него посмотреть, так как уже очень давно не мог себе даже представить такого большего количества воды.

Было прохладно, и у волн присутствовал тот сероватый оттенок, который почему-то принято называть стальным. Неизменные чайки кружились над барашками прибоя, вылавливая из воды зазевавшихся рыбешек точными, стремительными бросками. Крики чаек разносились по пляжу, и я заметил, что они совсем не похожи на мелких птиц Юнхэ. Пахло водорослями и прохладой.

Я шел вдоль берега довольно долго, может быть час, и удалился на значительное расстояние. Я решил передохнуть перед обратной дорогой и присел прямо на песок, застыв в неподвижности, как бы слившись с шумящим морем в единое целое. Чертовски здорово было вдыхать соленый запах и слушать шорох песка и мелкой гальки. Вскоре, мне этого показалось мало, и я отделил свое магическое «Я» от тела и поднялся вверх, быстро скользя над волнами в сторону открытого моря. Я удалился таким образом достаточно далеко, чтобы потерять из виду и себя самого, и береговую черту.