- Что сипишь-то, Игнат Григорьич? Простыл?
- Да вот… - Старик покашлял, покосился на занавеску, помял пальцами большой, заросший седой куделью кадык. - Должно, так…
- Где там! - крикнула из кухни старуха. - Напился в Петров день да все песни играл, как молодой!
Старик смущенно крякнул, но спорить не стал. Закурил предложенную Иваном папиросу, глянул на Сергея выцветшими, но еще по-молодому пристальными глазами:
- Волгарь?
- Саратовский.
- Или там работы нет?
- Работа везде есть, - осторожно ответил Сергей.
- Посторонитесь-ко, - сказала Еленка, внося кипящий самовар.
Она поставила самовар на стол, опять пошла на кухню. Старик крикнул вдогонку:
- Мать, а мать, пошуруй-ка в шкапчике!…
- Шурую, - отозвалась старуха. - Ты уж тут так прошуровал, что и глядеть-то не на что.
- Не надо, Игнат Григорьич, - поспешно сказал Иван. - Не хлопочите.
- Твое дело, Ваня, гостевое, - сказал шкипер, вставая. - А нам для знакомства обычай велит.
Он прошел на кухню. Сергей ударил кулаком в ладонь, зашипел:
- Неладно получается, капитан. Старики, понимаешь, шуруют, а мы… Давай я сбегаю?
- Ох, напрасно все это! - вздохнул Иван. - Не к месту, не ко времени… Да и не достанешь уже: закрыто.
- Это я-то не достану? - улыбнулся Сергей. - Засекай время, капитан…
В дверях он столкнулся со шкипером: старик торжественно нес четвертинку:
- Такой, стало быть, нынче улов, мужики… Ты куда это, парень?
- Четверть часа поскучайте, - сказал Сергей и вышел.
Он вернулся быстрее, чем обещал: вошел красный, запыхавшийся, но довольный. Молча поставил на стол бутылку, сел слева от шкипера.
- Выпить захочется - так и парилка не нужна, - улыбнулся старик.
Стол был уже накрыт: сопел самовар, стояли стаканы, соленая щука, вяленый лещ, грузди прошлогоднего засола - уже склеенные, пожухлые, моченая брусника, отварные, крепенькие - одна к одной - сыроежки в уксусе.
- Все теперь на вино горазды, - сказала старуха. - Что мужики пьют да бабам подносят - это не удивительно, а вот что бабы пьют да мужикам подносят - это уж совсем на удивление.
- Вот я тебе, мать, и поднесу, чтоб меньше удивлялась, - улыбнулся шкипер и налил старухе на донышко граненого стакана. - Ну, гости дорогие, выпьем, как говорится, за хлеб да за сено, за пол да за стены, за мышку, за кошку, за нашу дворняжку да за козу Машку.
Мужчины выпили, а женщины только пригубили и тут же отставили стаканы подальше.
- Кушайте, гости дорогие, - сказала старуха и, отломив корочку хлеба, стала жевать ее передними уцелевшими зубами.
Еленка ухаживала за ней, выбирая кусочки помягче и повкуснее. Авдотья Кузьминична принимала эти знаки внимания с царственной невозмутимостью.
- Мы с тобой на той неделе по чернику пойдем, - сказала она. - Как, Иван, отпустишь матроса-то?
- Да какая тебе черника сейчас! - засмеялся шкипер. - Ноги убьете да комаров покормите - вот и вся добыча.
- Сегодня у нас что? - спросила Авдотья Кузьминична и сама же важно пояснила: - Сегодня у нас семнадцатое, по-старому - день Андрея Наливы и память иконы божьей матери Ганатской. Через четыре дня - Казанская. А на Казанскую, считай, так: поспела черника, поспела и рожь. Зажинки в старину начинались, песни по вечерам молодежь играла, и хороводы водили в поле.
- Это же когда было-то, мать? - улыбаясь, спросил шкипер. - Это тогда было, когда мы еще без химии жили. А теперь все смешалось и календарь твой недействительный.
- То не мой календарь, а божий, - строго сказала старуха. - Земля по божьему календарю творит.
- Ну, насчет приметы это верно, - сказал старик, сдаваясь. - Коли черника, то и рожь. Это верно.
- А насчет леща какая примета, Игнат Григорьич? - спросил Иван. - Пообещал я, понимаешь, Никифорову мальчонке…
- Лещ вообще-то берет, - сказал шкипер. - Однако жара стоит, звон в воздухе, а он этого не любит. В глубину ушел, к стрежню поближе. Попробуй с плотов, что против Никольских островов зачалены.
- А на приваду что?
- Кашку свари покруче: пшенку либо перловку. Анисовых капель добавь маленько, чтобы дух по воде шел. А червей я тебе дам.
Червей старик разводил сам в железном ящике, подсыпал им мучицы и спитого чаю, раз в два дня поливал разведенным молоком. Черви у него росли крупные, вертлявые, ярко-красные - один в один, не в пример бледным и тощим обитателям супесных берегов.
- Давай, мать, за молоком завтра навостряйся, - озабоченно сказал старик. - Пятые сутки червей одним чаем потчую.
- А что же Машка-то ваша? - спросила Еленка. - Или забастовала?
Старуха горестно вздохнула, а шкипер засмеялся: