Особенным успехом пользовались мои байки про Надю-Крокодила с ее похождениями, описанными выше, и рассказы Корчинской о командировках. Она работала тогда в Гипроводхозе, и ее объекты рассыпались по всему Советскому Союзу. Так что ее гоняли по всей нашей стране от крайнего севера до горячего юга. Например она рассказывала, что по прибытии в Сургут, ее отправили в местную гостиницу, состоящую из двух комнат: одна большая проходная, где жили десять мужчин, а вторая маленькая, от которой ей дали ключи и предупредили – вечером дверь не отпирать. Когда она вселялась, то прошла через мужскую комнату, в которой никого не было. В шесть появились ее соседи и, как она поняла, началась пьянка. Периодически колотили в ее дверь и требовали, чтобы она вышла поддержать компанию. Однако она не отозвалась на это заманчивое предложение. Рано утром, когда соседи подняли шум, она обнаружила, что под дверь ей просунули записку: «Уважаемая соседка! Все мужики кроме меня расходятся в восемь утра. Я остаюсь один. Выходи е… ться. С глубоким уважением Николай». Однако она не откликнулась на этот страстный призыв, дождалась пока ее возлюбленный покинул гостиницу, и в тот же день покинула город, так и не встретившись со страстным и вежливым Николаем.
Вообще сексуальные отношения в простонародье принимают иногда весьма оригинальные формы. После института она работала в Казахстане. В одной конторе с ней работал молодой парень Тимур, который часто бросал в ее сторону многозначительные взгляды, но подойти и поговорить стеснялся. Однажды после работы, когда она шла в общежитие, из кустов выскочил парень с расстегнутыми брюками в явно возбужденном состоянии. Она испуганно бросилась в сторону. Но он тут же прокричал: «Не бойся, я тебя не трону. Это мой брат – Тимур попросил меня показать тебе, как он тебя любит».
Когда открылось Дарницкое метро, наши прогулки перенеслись в Гидропарк, и последующие посиделки проходили у меня дома.
Особенно вспоминались лыжные прогулки с Дмитрием Нилычем Яблонским. Он выводил нас в полночь за город. Полночи мы кружили в поисках хаты для ночлега, привлекая внимание всех местных собак, которые стремились покусать последнего лыжника, что способствовало скорости передвижения нашей колонны.
В один из таких походов мы нашли хату только в два часа ночи и начали разжигать печь. Источники света были весьма слабыми: сама печь и фонарик. Но и в этом освещении мы видели клуб дыма, собиравшийся под потолком. Он начинал постепенно снижаться, угрожая нашему застолью, интеллектуальным беседам и нам самим. Когда дым опустился достаточно низко, так что нельзя было уже подняться, встал Юрий Репин и сказал: «Пойду посмотрю, работает ли дымовая труба». Его не было минут пятнадцать. За это время дым рассеялся. Встретили Юру аплодисментами и поинтересовались, что он сделал.
– Да ничего особенного – естественные потребности.
– Да говори ты яснее.
Кто-то прокричал: «Скажи ты ему, как пишет Кучеренко в своей диссертации – произвел уринацию и дефекацию».
Утром брели на лыжах домой полусонными.
Но самыми запоминающимися лыжными прогулками были прогулки в Репино. Каждую зиму в феврале я брал неделю отпуска и летел в Ленинград. В отличие от летних поездок, я останавливался не в Доме творчества архитекторов, а в Доме творчества композиторов. Там было комфортнее, так как каждому композитору выделялся коттедж. Брат брал себе отдельный домик, и мы проводили в нем все девять дней. Мороз 20–25 градусов, солнце, отличная лыжня в Финском заливе и в лесу с горками. И компания была интересная: Андрей Петров, Юрий Слонимский, Дмитрий Толстой, Борис Тищенко… В общем. как говорят, – террариум единомышленников. Особой неприязнью к коллегам отличался Борис Тищенко.
Композиторы запирались в своих коттеджах и писали музыку, периодически выскакивая на улицу, чтобы посмотреть, никто ли из коллег их не подслушивает. Свободное время они проводили по-разному. Андрей Петров ходил на лыжах по заливу, Дмитрий Толстой развлекал всех историческими анекдотами и разными веселыми историями, которыми он был нашпигован так же, как и его отец Алексей Николаевич. Борис Тищенко пил водку, продолжая писать музыку. По вечерам собирались у Толстого и играли в шарады – игру сложную, интеллектуальную и увлекательную.