ЖЕНЩИНА: Ну, та, что живет наверху… Каждый раз идет по двору в обнове, с задернутым носом… Фланирует с деловым видом, будто не она превратила квартиру в вертеп…
МУЖЧИНА (смотрит на нее, во взгляде — жалость и презрение): Эта самая… вертихвостка… Она — врач.
ЖЕНЩИНА: Ну и что? По — вашему, врач не может быть вертихвосткой?
МУЖЧИНА: Она — врач, и три раза в неделю приходит в эту квартиру. Там — больной ребенок… девочка. Болезнь страшная и беспощадная. Когда начинается приступ, никакие лекарства не помогают. Ей всего девять лет. Она прикована к постели.
ЖЕНЩИНА: Что?!
МУЖЧИНА (как бы разговаривая с самим собой): Светловолосая, с ясными, голубыми глазами… Мечтает стать пианисткой… Когда начинается приступ, кричит так, что душа разрывается. Чтобы соседи не услышали воплей, родители включают музыку… Чем громче она кричит, тем сильнее музыка. И так до тех пор, пока не впадает в забытье… Тогда радио выключается, и становятся слышны лишь ваши удары…
ЖЕНЩИНА (не отрывая взгляда от потолка, будто только обнаружила его. Чувствует свою вину, но признаться в том трудно): Они… Они могли бы поставить в известность, когда я… ну… стучала в потолок. Ведь эта потолочная война началась давно… Ведь могли предупредить…
МУЖЧИНА (со злой усмешкой): Сказать? Вам? … А как? Ведь это вы захлопнули дверь перед соседом.
ЖЕНЩИНА: Ну, конечно! В этом доме живут очень дружные соседи. Стоит кому-то узнать хоть что-то, тут же это становится всеобщим достоянием. Нетрудно предположить, что эта история моментально разнеслась по всему дому.
МУЖЧИНА: Особенно после того, как его жена впала в кому.
ЖЕНЩИНА: И, конечно, после этого лица всех вытянулись одинаково: смотрят враждебно, злобно шушукаются… (Теряя самообладание, переходит на крик.) Я захотела, чтобы так оно и было! Я, а не они, объявила войну! Я первая бросила вызов всем этим одноклеточным человечкам — чтобы никто не разговаривал со мной, не имел со мной дела, потому что я по горло сыта обманом, именуемым человеческие отношения!
МУЖЧИНА: Что вам сделали эти человечки, к тому же — одноклеточные!?
ЖЕНЩИНА (смотрит на него, но, внутренне определив, что с ним откровенничать бессмысленно, вновь замыкается в себе): Как я поняла, вы всего лишь квартирный вор. Какое вам дело до того, какие страсти бушуют вокруг квартиры, облюбованной вами для очередной кражи! Вы выяснили мой режим дня, семейное положение… чтоб ограбить меня. Так заберите наворованное и проваливайте отсюда. Чего еще ждете?
МУЖЧИНА: Я… я отец больной девочки.
ЖЕНЩИНА: Как!
МУЖЧИНА: Ее состояние ухудшается с каждым днем… Жена настолько отчаялась, что потеряла голову… Сегодняшний приступ был очень сильным. Понимаете, она не кричит — прижимается к подушке и сжимает зубы… Когда боль становится совсем уж нестерпимой — стонет, как затравленный зверек… Сегодня замолкла на миг и очень тихо сказала: Хочу умереть… Наконец боль отступила, и я выключил музыку, но удары в потолок продолжали напоминать о том кошмаре. И я вдруг понял: если что-то не предприму — сойду с ума. Не знаю, почему, в голову пришла лишь эта мысль. Пока искал в ящиках эту игрушку, ты заткнулась, но тогда уже я не нашел в себе силы остановиться. Я должен был что-то сделать… и успокоился бы, лопни твое сердце от страха или… Инсульт какой-нибудь…
ЖЕНЩИНА (жалко и беспомощно): Но я же… Я ничего не знала!
МУЖЧИНА: А что изменилось бы, если б ты знала! Неужели такая, как ты, способна чувствовать чужую боль. Вот, чисто прибрала в квартире, все на своих местах, железный порядок… Ты славно устроилась в своем маленьком, ничтожном мирке и ничего не видишь, ничего не слышишь за его пределами… В тебе не осталось ничего человеческого. Кроме злости. (Подходит, берет ее за плечи и сильно трясет.) Дома — одна, в мире — одна, никто к тебе не ходит, в дверь не стучит, ты же разоделась так, будто вот-вот откроется дверь и нагрянет свора друзей-родственников… Но никому ведь не нужна. Зачем же, скажи на милость, так наряжаешься… Напяль на себя халат — и валяйся перед телевизором. Эгоистичное, жалкое существо, что ты знаешь об окружающих, чтобы называть их одноклеточными! Это ты одноклеточная, ты — своей жалкой, никому не нужной сущностью, дающей знать о себе лишь тогда, когда скалкой бьешь об потолок… (Отпускает ее — мечется по комнате.) Это твое богатство? Эти стены, эти вещи? Вот! (Разбрасывает вещи, тарелку с фруктами бьет об стену, подходит к полкам — берет куклу и, бросив на пол, топчет ногами.) А это тебе зачем! Что делает здесь кукла — в этих стенах не раздавалось и не будет раздаваться детского голоса!..