Факт падения добрых духов «подтверждается словом Божиим, когда оно говорит об ангелах, не сохранивших своего начала, но оставивших свое жилище » (Иуд. 1, 6). Злые духи, «сделавшиеся таковыми через отпадение от Бога» после греха своего, «впали в самолюбие, гордость и злобу»; они стали «духами нечистыми, прогневавшими Бога, осужденными, хотя приговор сего суда не во всем еще Царствии Божием обнародован и не во всей силе исполнен» (Слова и речи, 1848. II, 290; Кат. XXIV); они «настолько укоренились во зле что стали совершенно неспособны полюбить добро и раскаяться в грехе» (Зап. на Быт. I, 61).
Понятно после этого, что по отношению к человеку они ничего не желают и ничего не делают, кроме зла. Они стараются коварствовать над человеками и, обольщая их, внушать им ложные мысли и злые желания (Ин. 8, 44), за что и называются дьяволами, т. е. клеветниками и обольстителями (Кат. XXIV). Такое отношение злых духов к человеку тем более опасно для него, что они как принадлежащие к высшему миру духов, по своим силам превосходят человека. Они могут «действовать на стихии». Так, например, дьяволу «попущено было возбудить в воздухе огонь, чтобы сжечь овец и пастырей Иова, и воздвигнуть бурю, чтобы разрушить храмину и побить детей его». «Знания естественного дьявол может иметь не меньше и даже, может быть, больше, нежели человек, поелику, по тонкости своего существа, видит в природе многое, чего дух человека, заключенный в теле, не видит» (Слова и речи, 1848. I, 315; 1882. IV, 586).
II. Грехопадение прародителей
При таком враждебном настроении дьявола против Бога, против всего святого и доброго, неудивительно, что он «позавидовал блаженству человеков» и пожелал «лишить их оного». Для этого он «употребил хитрость; вошел в змия и склонил Еву вкусить запрещенного плода», преступить заповедь Божию (Начатки. С. 11).
Искушение прародителей в раю не миф. «Господь сказал иудеям: вы отца вашего диавола есте… он человекоубийца бе искони (Ин. 8, 44). Иудеи, которым сие сказано, были не мифические, а действительные существа, как и отец их дьявол. На что указывают слова: человекоубийца бе искони? Без сомнения, на искушение в раю и падение человеков».
Вот как произошло падение прародителей. «Преобразившись пред Евой в светлого ангела, в учителя истины», дьявол сначала «вводил ее в сомнение о том, точно ли слово Божие слышала она от мужа и не по суеверию ли воздерживается от древа познания».
«Ева, ответствуя змию, повторяет заповедь о древе познания, с той особенностью, что прибавляет к ней слово: и не прикасайтесь к нему. Из сего догадываться можно, что мысль о строгости заповеди и страхе смерти начинала уже затмевать в ней чистое чувствование любви и благоговения к Богу-Законодателю.
Вторая речь искусителя заключает в себе сколько слов, столько лжей, но сплетенных так, что богоотступлению они дают вид действования по намерению Божию. Примечая, что страх смерти держит Еву в послушании Богу, он отъемлет прежде всего сию опору: не умрете. Но чтобы не показаться противоречащим слову Божию, он старается внести противоречие в самое слово Божие и к сему обращает богонареченное имя древа познания добра и зла. Изъясняя сие наименование, он уверяет, что со вкушением от древа познания Бог соединил совершенное ведение добра и зла, подобно как со вкушением от древа жизни совокупил жизнь бессмертную, и обещает в сем ведении новые очи, т. е. новую степень ведения и даже божественность». «Две мысли могло возродить такое описание древа познания: ту, что Бог по зависти возбранил его, дабы не иметь причастников Своего естества, и ту, что Адам изменил истинный смысл Божией заповеди. Одна другой выгоднее была для искусителя, но в Еве удобнее предполагать можно последнюю». «Греховное расположение в душе Евы началось беспорядочным направлением познавательных сил: возбужденная к любопытству и недоверчивости, жена взирает на запрещенное древо так, как бы видела его в первый раз, – она позабывает взирать на него, как на предмет заповеди Божией, но рассматривает оное в предполагаемом отношении к себе – к своей чувственности, к своему сердцу, своему разумению (Еккл. 7, 30). С уклонением от единства истины Божией в многочисленность собственных помыслов неразлучна множественность собственных желаний, не сосредоточенных в воле Божией, или похоть, которая есть ближайшая вина прельщения и которая, зачав, рождает действительный грех (Иак. 1, 14–15). Ева видит в запрещенном древе не то, что оно есть, но то, чего она желает, по известным видам похоти (1 Ин. 2, 16; Быт. 3, 6). Первый грех рождается в чувственности – стремлением к роскоши, в сердце – желанием наслаждаться без рассуждения, в разуме – мечтанием кичливого многоведения и, следственно, проницает все силы естества человеческого». За влечением к греху следовало греховное действие: жена взяла плод его (древа познания) и ела, и дала также мужу своему, и он ел (Быт. 3, 6). Так произошло событие, изменившее последующую судьбу человека и отношение Бога к нему.