– А я?
На лице Уэста вновь вспыхнула улыбка, и низ её живота затопила волна возбуждения.
– То развлечение, о котором идёт речь.
– Что я от этого выиграю?
– Подходящего мужа. Заветного отца для вашей дочери.
– Вы донесёте до них, что я исправилась.
– Я не видел опровергающих это доказательств.
– Вы видели, как я подстрекала девушку меня оскорбить. Видели, как я угрожала её семье. Как вынудила подруг её бросить. – Она вгляделась в темноту. – Я не уверена, что мой характер располагает к себе.
Его губы изогнулись в понимающей улыбке.
– Я видел, как вы защищали себя. И своего ребёнка. Я видел львицу.
Она не забыла, что всего несколько минут назад он сам был львом.
– Единственно правильного мнения не существует.
Он расстегнул пиджак и положил перо во внутренний карман, а затем вновь застегнул все пуговицы. Хоть Джорджиана больше не видела своего декоративного украшения, но продолжала его чувствовать, спрятанное в укромном тёплом месте у сердца Уэста, которое билось в сильном, уверенном ритме.
Он был очень опасным человеком.
Уэст ухмыльнулся, этот могущественный мужчина, владелец самых читаемых лондонских газет, всем своим видом напоминал волка. Одним росчерком пера он мог вознести или уничтожить любого. Мужчина, который поможет ей обмануть общество. И укорениться в нём.
– Вот тут вы ошибаетесь, – сказал он, словно окутывая её сетями соблазна. – Правильное мнение может быть только одно.
– И чьё же оно?
– Моё.
Глава 3
Ему не следовало флиртовать с девушкой.
Уэст стоял на краю бального зала Уортингтон-Хауса и наблюдал за тем, как леди Джорджиана танцует с маркизом Ралстоном. Его редко видели в обществе других людей, кроме жены, но не оставалось сомнений, что герцог Лейтон пригласил всех своих друзей, включая шурина, в надежде, что богатство и авторитет семей Ралстон и Лейтон пустят пыль в глаза аристократам и заставят их позабыть о прошлом леди.
План не работал.
Повсюду говорили только о ней, но не могущественные заступники и не её красота подпитывали всеобщие пересуды.
А леди Джорджиана действительно была прекрасна: стройная, изящная обладательница гладкой кожи и шелковистых волос, а её губы... Господь будто создал их для греха. Неудивительно, что она потеряла репутацию в столь юном возрасте. Без сомнения все мальчишки в округе пускали по ней слюни.
Он рассеянно гадал, любила ли она мужчину, который ею воспользовался, и внезапно обнаружил, что ему совсем не нравится это предположение. Уэст не испытывал симпатии к парням, которые были не в состоянии держать себя в руках, но мысль о том, что леди Джорджиана пала жертвой одного из них, раздражала больше, чем обычно. Возможно, дело в ребёнке. Ведь ни один ребёнок не заслуживает стать плодом позора.
Кому, как не ему, знать это.
Или, возможно, всё дело в самой Джорджиане, которая выглядела безупречной, чистокровной аристократкой, рождённой и воспитанной в мире, который должен был лежать у её ног, а вместо этого жаждал съесть живьём.
Музыка затихла, но уже через несколько молниеносных секунд Джорджиана оказалась в объятиях виконта Лэнгли, превосходного кандидата в мужья.
Уэст наблюдал за парой глазами журналиста, изучая их союз со всех сторон. Лэнгли, без сомнения, являлся важной птицей: он недавно обзавёлся почтенным титулом, в придачу с которым ему досталось несколько огромных поместий, но, как и все аристократы, пал жертвой великого проклятия: владения требовали непомерных затрат на содержание. Усадьбы пришли в упадок, и ему требовалось их восстановить.
Огромное приданое леди Джорджианы вернёт графству былую славу и обеспечит Лэнгли достаточной суммой денег, чтобы её приумножить.
Уэст не понимал, почему эта мысль его тревожила и выбивала из колеи. Леди Джорджиана не первая и не последняя, кто покупала себе мужа.
Или продавала себя в жёны.
В обмен на древний, не имеющий особого значения титул. Который ценился лишь за своё место в общей иерархии. Да, титул мог купить её дочери вместо громких оскорблений тихое, молчаливое осуждение. А впоследствии приобрести ей респектабельного мужа. Не титулованного, но респектабельного. Возможно, владеющего землёй.
Но самой Джорджиане он не принесёт ничего, кроме ехидных колкостей и шёпота за спиной. Ни уважения, ни любви. Мало кто из аристократов счёл бы её достойной их любезного отношения, не говоря уже о прощении.
Лицемерие было краеугольным камнем высшего общества.
И Джорджиана это знала, он понял это по её глазам, по голосу, пока с ней разговаривал, очарованный, как никогда прежде. Она была готова поставить на кон всё ради дочери, что являлось невероятным благородством.