– Вот будет досадно, когда их туда не пустят, – хмыкнула я.
– Уже не пускают. Ад и рай здесь, – он дотронулся до моего лба. – Здесь и сейчас. Дальше будет логическое продолжение, а не благотворительная программа для придурков и нытиков.
– И как тебя еще не отлучили от церкви, лорд Говард, за такие-то идеи.
– Смысла нет отлучать того, кто плевать на это хотел. Так вот, леди Говард. Ты – мой вклад в будущее, и ты – мой сегодняшний рай. Не так-то просто было тебя найти, а найдя – разглядеть и не упустить.
– Знаешь, я честно не понимаю, почему ты выбрал меня. Не обижайся, я бесконечно уважаю твою мудрость и дальновидность, но…
Кей хмыкнул и передразнил меня:
– Но юный падаван желает постичь крупицу смысла, вложенную великим учителем в сие непостижимое деяние?
– Твоя мудрость бесконечна, как море, о великий учитель.
– Бесконечности моей мудрости уступает лишь непостижимая бесконечность моей дури, о юный падаван.
– Так все же дурь? – мне почему-то стало больно, хотя я и так знала, что причиной могло быть только что-то бесконечно дурацкое, типа пари с Бонни на бочонок пива.
– Ты не представляешь, какой я на самом деле придурок, Роуз.
18
– Нет, не представляю. И не понимаю, почему ты женился только сейчас. При том, как тебе важна семья, как ты хочешь детей, ты ждал до тридцати шести лет.
– Все просто, Роуз. Я эгоист и хочу только самого лучшего. Для меня лучшего, а не по чьему-то левому мнению. Я хочу любви и понимания. А для меня это сложно. Я имею в виду, любовь. Слишком много расчета и слишком мало чувств. Бонни не зря называет меня треском мороженной, я такой и есть. Мне недоступны мексиканские страсти, я не могу закрыть глаза и броситься в омут безумной любви. В этом плане я смертельно завидую Бонни – для него страсть естественна, как дыхание. Для меня – нет. Я не умею любить без оглядки, не анализируя и не просчитывая варианты. Так что я любил всего три раза в жизни, и то первый раз был больше желанием любви и экспериментом, нежели чем-то настоящим.
– Значит, первым был не Бонни?
– Нет, конечно. Кирстен.
– Твоя подруга Кирстен? Но… ты говорил…
– Что мы подружились? Да, так и есть. Я тогда не очень-то понимал, что со мной происходит. Позднее развитие, видишь ли. Первые эмоции в двадцать пять лет это вам не шутки, на такое не всякая треска мороженная способна.
– В смысле, а как же подростковая любовь? Гормоны, созревание и все такое?
– Гормоны не имеют никакого отношения к любви. Желание – да, но у меня и с этим было не очень. В шестнадцать я позволил себя соблазнить одной из маминых подруг. Элис на тот момент было тридцать с небольшим. Посчитал, что начинать надо с опытной разумной женщиной. Мы были вместе три года, пока ее супруг не скончался, и она не уехала на континент искать себе нового.
– Ты так спокойно об этом говоришь.
– Это и было спокойно. Секс, минимум разговоров, никаких встреч просто так. Симпатия, но не больше. Сейчас Элис замужем в четвертый раз, за молодым и талантливым испанским актером. Ей хорошо, она продолжает приятельствовать с мамой. Мы видимся раз в несколько лет, то там, то сям, и я за нее рад.
– Треска мороженная, – хмыкнула я и потерлась о него всем телом. – А потом?
– Потом была Джейн, примерно такая же треска, как я. Очень красивая, очень умная и понимающая, что леди Говард ей не стать. Я ее содержал, оплачивал учебу в Оксфорде, мы даже иногда выходили куда-то вместе. Не на официальные мероприятия, и родителям я ее не представлял. С Джейн мы расстались, когда я свалил в Восточную Европу.
– То есть ты трахался с Джейн, когда был влюблен в Кирстен?
– Разумеется. Треска или нет, но без секса я чувствовал себя некомфортно. Кирстен была бы прекрасной матерью моим детям, но не сложилось. Эту историю ты знаешь.
– Не всю. Расскажи?
Пока Кей рассказывал, я прижималась к нему тесно-тесно и думала: не вышло из тебя властного мудака, лорд Говард. Отказаться от наследства, поругаться с родителями ради девушки, которой ты оказался не нужен – это не поведение мудака. Дружить с ней потом, крестить ее ребенка, поддерживать после смерти мужа – нет, мудаки так себя не ведут.
– Вторым был Бонни. Настоящая мужская дружба и все такое. Эту историю ты знаешь очень хорошо.
– Еще бы, – я потерлась щекой о грудь Кея и погладила по руке Бонни: он так и обнимал меня во сне. – А третья история?
Мне очень хотелось услышать: третья история – это ты. Ведь каждая женщина хочет верить, что в жизни своего мужчины она – самая важная, лучше вообще единственная. Ну хотя бы последняя.