– Глеб Александрович, вашему отцу стало хуже. Мы делали все, что могли, но…
– Он…? – не решаюсь произнести это вслух, но доктор понимает, прерывая меня.
– Нет-нет, он жив. Но состояние значительно ухудшилось, мы были вынуждены ввести его в медикаментозную кому. Боюсь, я не смогу дать вам никаких обнадеживающих прогнозов.
С размаху ударяю по рулю, выплескивая накопившееся внутри напряжение. Ну нет, кома – это еще не смерть. И не значит, что я сдамся! Медведевы так не поступают. Отец именно этому всегда меня учил. Я буду не я, если так просто уступлю его старухе с косой! Лучше найду беглую женушку с ее дочуркой. И плевать, что при мысли об обеих становится тошно. Если их появление поможет ему выкарабкаться, из-под земли достану и собственноручно приволоку в палату.
Вернувшись домой, снова вытаскиваю папку с собранными отцом документами. Они пересмотрены уже бессчетное количество раз, но опыт работы в компании научил, что всегда может остаться что-то такое, на что не обратил внимание вначале. Какая-то незначительная деталь. Мне нужна зацепка, любая. Тоненькая ниточка, за которую я смогу потянуть, чтобы распутать этот клубок длиною в несколько лет.
– Глеб Александрович, я вам чай принесла, раз ужинать не хотите, – в дверях кабинета останавливается домработница. Смотрит с явным сочувствием, а еще немного осуждающе: прямо ощущаю, как дрожат у нее на губах слова о том, что я совсем себя не берегу. Не высыпаюсь, не ем, как следует. Светлана в нашем доме уже так давно, что стала почти что членом семьи. Повидала всякого. Отца искренне любит, да и со мной столько возилась, пока был ребенком.
Я задумываюсь: в какой момент она стала звать меня по имени-отчеству? Раньше ведь Глебушкой был, потом просто Глебом. А от этого официоза подчас зубы сводит оскоминой. На работе привык, а здесь…
– Света, а вы помните Людмилу? Жену отца? – глупо, наверно, расспрашивать ее об этом, отец наверняка давным-давно выяснил все, что можно было. Но что я теряю? Сейчас важна любая информация, а Светлане по должности положено замечать все на свете.
Ее брови взлетают в изумлении.
– А почему вы спрашиваете? Столько времени прошло.
– Да так, попались кое-какие старые фотографии. Понял, что в биографии отца есть страницы, о которых почти ничего не знаю. Или не помню. Они же совсем недолго были женаты, верно? Да вы присаживайтесь. Может, и чай попьете вместе со мной? Как раньше.
Она склоняет голову, изучающе рассматривая меня.
– Последний раз вы просили попить с вами чай в тот вечер, когда хотели, чтобы я помогла спрятать дневник с двойкой.
– Правда? – я совершенно этого не помню, а вот к ней, похоже, обратился по адресу. Не может быть, чтобы ее память не сохранила каких-то важных для моих поисков деталей.
– Чистая, – подтверждает Светлана и лукаво улыбается. – Сейчас вы тоже что-то натворили?
– Нет, только собираюсь, – усмехаюсь в ответ, поднимаясь из-за стола. – Знаете что? Я передумал насчет ужина. Только вы мне составите компанию, и мы поговорим.
– Всегда был манипулятором, – уже в открытую смеется женщина, но я знаю, что это сработает: накормить меня – ее постоянная непроходящая мечта.
Спускаемся в кухню, и когда она ставит передо мной внушительных размеров порцию, возвращаюсь к интересующему меня вопросу:
– Так что насчет Людмилы Антоновой?
– Хорошая была женщина, – задумчиво произносит Светлана. – И очень любила Александра Ильича! Жаль, что так все вышло у них. Вернее, не вышло.
– Любила? – переспрашиваю я несколько озадаченно. Странная любовь, от которой приходится бежать в другой город, еще и скрываться так тщательно. – Они же совсем недолго были женаты. Вряд ли за это время могли появиться какие-то серьезные чувства.
Видеть снисхождение в глазах пожилой женщины мне даже немного неловко. Будто я не взрослый мужик, стоящий во главе огромной компании, а нашкодивший школьник, которому и правда надо спрятать дневник с двойкой.
– Ох, Глеб Александрович, да при чем же здесь время! Иногда и нескольких дней достаточно, чтобы понять, вот он: твой самый главный человек. Вот и у вашего отца так было с Людочкой. Увидели друг друга – и влюбились без памяти.
– Ну да, – хмыкаю я в ответ. – А потом что? Семейная лодка разбилась о быт? Или почему неземная любовь так быстро испарилась?
– Обидел он ее сильно! – женщина делает вид, что не замечает мой сарказм. – Вот и уехала Люда и девочку свою с собой забрала. А ведь малышка привязалась к вашему отцу, как к родному! Ох, жаль, жаль!
– Чем обидел? – останавливаю я ее причитания. Этот рассказ напоминает дешевую мелодраму. Пылкая любовь, непрощенная обида… Еще бы придумала, что эта Людмила до сих пор страдает от тоски по моему отцу, а ее девчонка тайком хранит воспоминания о старшем сводном брате и мечтает о встрече. Усмехаюсь своим мыслям, понимая их беспочвенность, и снова уточняю у Светланы: – Что именно он сделал?