Сжимается душа, неясным звукам внемля.
И чудится, вокруг стоит стеклянный звон
Горошин ледяных, дробящихся о землю.
Все стихло через миг. Опять сквозной простор
Привычно засиял над потрясенным садом,
И солнца луч упал на лиственный ковер,
Расшитый серебром дымящегося града.
Зной силу набирал, и душный ветерок
Пыль завивал жгутом на высохшей дороге.
Но все витал вокруг неясный холодок
Совсем иной любви, совсем иной тревоги,
Как будто жизнь одна осталась позади...
И вот сейчас в саду, шумящем надо мною,
Рождалось – до тоски, до ужаса в груди! –
Стремленье – но куда? желанье – но какое?
1972
Страсть
Султаны моркови пронизаны светом,
И лук малахитовый тускло блестит.
Лиловой пчелою дремучее лето
Цветы прогибает и в травах гудит.
Оно отметает, как вздор, возраженья,
Сгорая в тяжелом июльском бреду,
И наши случайные прикосновенья
Кругами расходятся в душном саду.
Колышется воздух янтарнее меда,
И разум впустую толчется впотьмах,
Где страсть, как хозяйка, идет с огорода
С неясной улыбкой на влажных губах.
1972
Нимфа
Небо белесо – и ветер незрячий
Кровь лихорадит, листвою гремит;
Пахнет полынью, – но так ли, иначе –
Жизнь продолжается, сердце стучит!
Юркие бесы мелькают в малине,
Пчелы гудят, собирая нектар,
Грузные яблони в блеклом сатине
С плеч отряхают белеющий жар.
Там, в глубине, среди сытого сада,
Где козлоногий охотник живет,
Пухлая нимфа в лукавой досаде
К солнцу подъемлет свой чувственный рот.
Машет руками, сверкает глазами,
Силясь проникнуть в сплетенье ветвей,
И в раздраженье топочет ногами,
Жарче пожара и снега белей!..
1972
***
Пронзительный холод. Осенняя мгла. Листопад.
Шуршащие тени устало ползут за обрыв.
Сгибаются ветви. В багровой рубахе закат
Лениво уходит, пунцовые губы скривив.
И ночь красноглазой волчицей с луною в зубах
Бесшумно ступает по следу морозной тропой,
Лиловую шерсть оставляя на голых суках,
Роняя из пасти кровавой звезду за звездой.
1972
***
Медовых зрачков равнодушная ложь
И ночи соленой тяжелые волны
Уносят в пучину, – забудешь, уснешь –
И снова очнешься, предчувствием полный!
Неясный испуг овладеет вконец,
Растут, вырастают и рушатся горы,
И пот выступает, и ты, как беглец,
Заслышавший лай настигающей своры.
Возьми мое тело и душу возьми!
Лиши меня зрения, слуха и знанья!
Сомни, словно ветошь в кровавой грязи,
Под тяжким чугунным катком мирозданья!
Мне руки твои холодны, как ручьи
В языческих травах дремучего леса,
Мне губы твои, как огонь, горячи,
Как порох, сухи и кислы, как железо!
Моим ли плечам удержать этот груз?
Растет мое сердце, сливаясь с землею,
Соленою ночью, колючей травою,
Кровавой луною и пением Муз!
Мы все нераздельны в желанье одном!
Зрят звезды и звери божественным зраком.
И смерть наклоняет лицо в водоем,
Где страсть отраженьем всплывает из мрака!..
1973
***
Так, наверно, лучше.
Так, наверно, легче.
Сыплет снег колючий,
Засыпает плечи.
Мечется поземка
Средь домов угрюмых.
Хорошо в потемках
Ни о чем не думать,
В подворотне стоя,
Как огонь от ветра,
Замирать душою
На границе света,
Где в воронках вьюги
Тьма, как ворон, кружит.
Где лицо подруги
Заметает ужас.
1973
***
Дни проходили, шаг чеканя,
И поступь кованых сапог,
Их скрежетание о камень
Уже не слышать я не мог.
В каком-то тягостном кошмаре
Мне все мерещилось одно:
Сухой колючий запах гари
И дыма кислое вино.
Угар побед и поражений
Был одинаково тяжел,
И не являлся чистый гений,
Чтоб осенить рабочий стол.
Я звал его, но чуткий шепот
Терялся в возгласах команд,
И доносился только топот
– Куда? – шагающих солдат.
Иные тени прилетали,
Дыша чумою и огнем.
Их крылья глухо скрежетали
В мозгу измученном моем.
Они нашептывали нежно,
Очами сытыми дразня,
О власти слова и железа,
О вкусе крови и огня;
О том, как радостно слиянье
С ревущей дикою толпой,
О том, как сладко обладанье
Своей поруганной душой!..
1973
Дышит поле покоем...