— Да, ребята… Отсюда выбраться нам не удастся.
Лязгнула запорами железная дверь, и через нее в комнату протиснулся молодой, высокого роста, блондин без фуражки. Черная эсэсовская форма ладно облегала его спортивную фигуру. Он довольно дружелюбно оглядел ребят, прошелся около них, заглянул в окно, затем потрогал ногу Голубцова, с сожалением почмокал языком и на ломаном русском языке представился:
— Оберштурмфюрер СС Ульрих, следователь ауссенштелле… Мне поручено вести ваше дело. Вижу, с вами уже поработали… Думаю, что мы найдем общий язык и мер физического воздействия к вам больше применять не будем. В вашем положении надо быть более благоразумными.
И он осторожно провел рукой по своим тщательно уложенным волосам. Щелчком стряхнул пылинку с идеально отутюженного мундира, затем ткнул пальцем в Кузьмина и грозно сказал:
— На допрос!
Он крикнул что-то по-немецки, и в комнату вошел гитлеровец. Ульрих, показав пальцем на командира, приказал:
— Вот с этого цыганистого русского мы и начнем, Вольф. Давай его ко мне.
Оберштурмфюрер СС вышел из комнаты. Вольф подошел к командиру и грубо схватил его за плечо. Кузьмин поднялся с лавки, гитлеровец толкнул его в спину, и они покинули эту камеру. Лязгнули запоры, в комнате установилась тишина. Петя переглянулся с Голубцовым. Глаза ребят были наполнены тоской и жалостью. За месяц они привязались к Кузьмину, безоговорочно ему подчинялись. От него всегда можно было получить дельный совет и поддержку. И вот, оставшись вдвоем, им было не по себе — было жалко командира, в силу духа и твердость характера которого ребята безгранично верили. Они верили, что их командир не способен на предательство, как не способен он и ни на какие компромиссы с фашистами. Он будет до конца стоять на своем: он разыскивает свою невесту… Эти поиски привели его сюда, к линии фронта… Его будут бить, пытать, но фашистам он больше ничего не скажет. В это Петя и Ваня твердо верили.
Прошло, наверное, около трех часов, когда вновь загремели засовы их камеры, раздался тяжелый стон. Отворилась дверь, и ребята увидели командира, которого под руки поддерживали двое гитлеровцев. Голова его касалась груди, а из носа и рта Сочилась темная кровь. Фашисты протиснули Кузьмина в дверь, он, словно подкошенный, рухнул на пол.
Петя вскочил, попытался поднять Кузьмина. Командир тяжело застонал, а затем сквозь зубы процедил:
— Я… герр офицер… ищу невесту… Давно ее ищу… Потерял ее в районе Красногвардейска. Больше мне о ней ничего не известно. Из-за невесты я оказался в этой деревне, герр офицер. Я ищу невесту…
Разведчики поняли своего командира: он намекал им, как держаться на допросе. А немцы криком и пинками поднимали уже с лавки Голубцова. Придерживаясь за стены, подпрыгивая на одной ноге, тот, стиснув зубы, медленно двинулся за фашистами. Петя вытер с лица командира кровь и помог ему добраться до лавки. Тяжело дыша, Кузьмин с какой-то нежной, отцовской заботой смотрел на мальчика. Ему было очень жалко своего юного друга, которому предстояла схватка с оберштурмфюрером СС Ульрихом. Командир взял за руку Петю, ободряюще ее пожал и тихо сказал:
— Ты не бойся их, Петя, душонки-то у них слабые, кричать сразу начинают. Но бить эти сволочи умеют, приемчики разные применяют. Страшная это система — фашизм. Смотри…
Он протянул мальчику левую руку. Петя содрогнулся, на какое-то время закрыл глаза. Ни на одном из пальцев этой руки Кузьмина не было ногтей: на него глядело живое мясо с полузапекшейся кровью.
Петя вскочил с лавки и закричал:
— Сволочи, кровопийцы! Что же они делают?.. Разве это люди? У… гады!
Кузьмин, чтобы успокоить мальчика, прижал его к своей груди, усмехнулся:
— Это нелюди, Петя. Они называют себя сверхчеловеками. А мы для них рабы, с нами можно делать все. Захотят убить — убьют, захотят помиловать — помилуют. Вот Ульрих пообещал на следующем допросе оборвать ногти и на правой руке. Конечно, если я и дальше буду вести себя так на допросе. Они, сволочи, загоняют под ногти шило, а затем подручный Ульриха Вольф с силой рвет его. Ловок он, гад… Работу эту делает, словно семечки грызет. И будь готов к разным там провокациям, они на это большие мастера…
Тут опять загремели засовы их камеры, и перед разведчиками предстал довольно улыбающийся палач ауссенштелле Вольф. Он весело подошел к Кузьмину, брезгливо поднял двумя пальцами его левую руку, долго любовался кровоточащими ранами, затем укоризненно покачал головой и кивнул Пете. «Смотри, — говорили глаза фашиста, — будешь вести себя так, и тебя ждет такая же участь».