Мы попрощались, и сова слетела с моего плеча, сразу уходя куда-то глубоко в сумрак.
Я открыл дверь подъезда.
Светлана впустила меня без вопросов. Пригласила в комнату — чистенькую, но очень бедно обставленную. Провела медицинский осмотр.
Мне было крайне неудобно обманывать ее, такую доверчивую и открытую. Странно, но гигантская воронка за плечом почти никак не отразилась на ее внешности. Это была все та же симпатичная девушка, что я встретил в метро, может, лишь под глазами с тех пор залегли синяки.
Я вдруг искренне захотел ей помочь. Не как объекту работы, а как человеку, хорошему, доброму и наивному, попавшему в беду. Ах, если бы мне кто так помог пять лет назад! А впрочем, мне-то как раз и грех жаловаться. Гесер тогда подоспел крайне вовремя.
Не знаю, была ли причиной тому неожиданная встреча с Артуром-Завулоном или же слова Гесера, что моя судьба связана с этой девушкой, но Светлана прочно проассоциировалась у меня с самим собой пятилетней давности. И я почувствовал к ней… что-то, какое-то необъяснимое сродство.
Вроде, я еще ничего такого особенного не сделал, ничего не сказал, но Ольга сквозь сумрак зашептала:
— Антон, минус десять сантиметров! Воронка приседает! Общайся дальше, Антон!
Легко сказать: «общайся дальше», а вот как понять, что именно из моих слов произвело такой эффект? А впрочем… не буду думать! Продолжу действовать так, словно Светлана — не объект, а хороший друг. Так, как мне самому хотелось бы, чтобы со мной разговаривали пять лет назад.
Светлана предложила чаю, я согласился. Мы прошли на кухню, и там продолжили разговор ни о чем. Я просто находился рядом, поддерживал ее своим присутствием. Ни о чем не спрашивал, ни к чему не подталкивал. Сочувствовал, но не жалел.
И это работало. Воронка продолжала таять, снижаться по пятнадцать-двадцать сантиметров. Ольга через сумрак то и дело подбадривала меня, говорила продолжать в том же духе. А я… я чувствовал себя странно. Мое сознание будто раздвоилось. Я был и тут, со Светланой, и одновременно — в своей квартире, на расстоянии целых пяти лет…
— Света, что у тебя случилось? — неожиданно даже для себя спросил я напрямую. И получил непредвиденный ответ:
— Я предала…
Я вздрогнул. Так это было созвучно моим мыслям, моим воспоминаниям. Я ведь тоже чувствовал себя предателем. Я предал сначала Артура, а затем и самого себя. А она?..
— Что?
— Я предала свою мать.
И она рассказала о больной матери, о требующейся пересадке почек и о том, как она в последний момент испугалась, отказалась отдать свою почку. В ее голосе слышался стыд и страх, обреченность, искренняя ненависть к самой себе. Это было настолько знакомо, что я оторопел.
Света, Светлана… да ты же мое отражение! Ты — это я, только…
Но додумать эту мысль мне не дала Ольга. Через сумрак она сказала, что если все так пойдет и дальше, к утру воронка снизится до условно-безопасной величины. Но ее голос при этом звучал не радостно, а напряженно, и я понял: что-то случилось.
И точно: вампирша добралась до Егора, причем требовала на переговоры лишь одного человека. Меня.
Выбор, что делать, кому помогать, лишь на первый взгляд показался бы сложным. На самом деле я не сомневался и пары секунд. Я верил, нет, точно знал, что со своим проклятием Светлана теперь справится и сама. А вот жизнь Егора зависела исключительно от моих действий.
Как мог, я объяснил Светлане, что мне необходимо уйти. Что я не бросаю ее, а отправляюсь на помощь другу. И она поняла. Не слова даже, а нечто невысказанное. Она тоже почувствовала ту связь, что существовала между нами. Связь, что с каждым мгновеньем становилась все крепче.
Удивительно, но ни шеф, ни группа аналитиков, не смогли понять, почему в результате нашего со Светланой сумбурного разговора воронка снизилась на несколько метров. Да я и сам, честно говоря, не очень понимал, что именно сделал. Так…вертелись в голове кое-какие догадки, но ухватиться за них, четко сформулировать, я не мог. Чего-то не хватало, какого-то последнего штриха. Но я чувствовал, что близок к решению загадки. Светлану прокляла не мать. Но вот кто и почему?..
Чтобы добраться до Егора, шеф выдал мне собственный автомобиль — ярко-оранжевый кабриолет. Он был совершенно неуместен на московских заснеженных улицах, и напоминал мне лишь одно. Вот точно такого цвета машиной я постоянно играл пять лет назад. Еще тогда, у Артура на пентиуме. У Артура…
И вновь, который уже раз за день, на меня нахлынули непрошеные воспоминания.
***
— Давай, соси… Работай языком… Глубже бери… ах, ты! — Артур вдруг отстранился и наотмашь ударил меня по лицу. Моя голова мотнулась, на щеке разгорелся пожар, от уголка губ вниз побежала горячая и соленая дорожка. Я слизал кровь и зажмурился. Напрягся в ожидании следующего удара.
Правую щеку обожгло даже сильнее, чем левую. Я едва удержал равновесие. Стоять на коленях со связанными за спиной руками было неудобно, но всяко лучше, чем упасть, а затем подниматься, не используя рук.
— Рот открой, — Артур шлепнул меня по губам членом, и я поспешно выполнил его приказ. Он схватил меня за волосы, запрокидывая голову так, чтобы ему было удобнее, и единым толчком вошел до упора, прямо мне в горло. Подступила тошнота, но я сумел с ней совладать. Сглотнул, расслабил горловые стенки. Артур вышел, и я глотнул драгоценного воздуха. И снова он толкнулся вперед… Он не щадил меня, имея в рот глубоко и жестко, дергая за волосы, натягивая на себя.
— На меня смотри, — я послушно открыл глаза и поднял взгляд. Зрачки у Артура расширились, ноздри трепетали, губы были приподняты в хищном оскале. В это мгновенье в нем не оставалось абсолютно ничего цивилизованного, ничего от знакомого мне прежде бизнесмена в строгом костюме. Это был хищник, опасный и безжалостный, готовый растерзать меня, поглотить без остатка.
Я боялся его. Мне было страшно и жутко, но в то же время части меня все происходящее нравилось. Я ненавидел себя за это и презирал, но ничего не мог поделать. Артур обращался со мной, как с проституткой, даже хуже, как со своей собственностью, жалким рабом, а я позволял ему это.
С той пятницы, когда он фактически изнасиловал меня, прошел месяц. Или больше? Не знаю. С того дня время словно бы замерло вокруг меня. Я что-то делал, с кем-то общался, но при этом не смог бы сказать, что происходило вчера, а что три дня назад. Работа, учеба в аспирантуре, все, что прежде составляло мою жизнь, будто бы выцвело, отошло на второй план. Я перестал что бы то ни было планировать, не запоминал своих действий, кажется, несколько раз нарушил кому-то данные обещания. Дошло до того, что мое состояние заметил начальник. Я оказался на грани увольнения, но и это было мне безразлично.
Я жил, лишь переступая порог своей квартиры, и только когда рядом со мной находился Артур. А он приходил часто, едва ли не каждый день.
Между нами были странные отношения. Он приказывал, а я подчинялся. Он бил меня, а я терпел. Я все сильней и сильней ненавидел себя, и то, что делал со мной Артур, было моим наказанием. Порой я специально провоцировал его на жестокость, и получал извращенное удовольствие от его измывательств.
Нет, я не был рядом с ним счастлив. Напротив, я чувствовал, как день за днем что-то во мне угасает. Это было чистейшее саморазрушение. Самоубийство, только медленное и опосредованное. С каждым днем, с каждой минутой, проведенной рядом с ним, я погружался все дальше во тьму.
— Хорошая шлюшка, послушная, — Артур кончил мне на лицо, членом размазал сперму по щекам, лбу, подбородку. Небрежно потрепал по волосам, оправил свою одежду.
— Сегодня я ненадолго. Зашел попрощаться.
— Что?! Как — попрощаться?! — я вскинул на него взгляд и в который уже раз поразился тому, как он ухитряется после… после весьма близкого общения со мной выглядеть столь строго и официально. Будто и не он только что кончил, будто не его лицо всего несколько секунд назад полнилось темной страсти. Словно бы то, что он со мной делает, для него самого ничего не значит, и он может бросить меня абсолютно в любой момент.