Я не отвечаю, предпочитая снова наблюдать за мальчиком. Мой племянник и последний кусочек Лукаса.
Моя мать была в восторге от мальчика.
— Ты обработал ей раны? — спрашиваю я.
— Обработал, — Девон скрестил руки на груди. — Габриэль, ты не можешь держать ее взаперти.
— Почему я не могу? — огрызаюсь я.
Он поднимает брови.
— Это твой план? По какой причине?
— Мальчику нужна мать, — я лгу.
У меня были намерения убить ее и забрать мальчика. В конце концов, он бы забыл о ней, и мы бы его вырастили. Все было очень просто, и все же я этого не сделал, и хотя в большинстве случаев мне не хватало элементарного сострадания, держать ее взаперти и вдали от сына было неоправданно жестоко.
Девон насмехается.
— Конечно, нужна.
— Осторожно, Кросс, — предупреждаю я. — Я не спрашивал твоего мнения по этому вопросу, и, честно говоря, у меня не хватает терпения разбираться с этим.
Он поднимает руки вверх и вскидывает бровь.
— На кону твой член, — он пожимает плечами. — Не мой.
Значит, она показала ему свою боевую сторону. Почему это вызвало во мне чувство жара и злости? Конечно, она будет драться с ним и с любым другим, кто войдет в эту комнату, ее гнев был направлен не только на меня, хотя мне и нравилось наблюдать за тем, как она раздражается.
Я должен был принять решение.
***
Уже стемнело, когда я решился подняться в эту комнату. Мои шаги были тихие, я осторожно открываю дверь и на мгновение замираю.
Мальчик на моих руках вздрагивает, но через секунду снова успокаивается.
На меня мгновенно смотрят красные от слез глаза Амелии, под которыми уже появились темные круги от усталости.
— Линкольн, — вздохнула она, не обращая на меня внимания и не отрывая взгляда от спящего ребенка.
Я подхожу к ней. Она, кажется, затаила дыхание, как будто не уверена, что это реально.
— Привет, leonessa, — говорю я, останавливаясь на таком расстоянии, чтобы она не могла до меня дотянуться.
— С ним все в порядке? — спрашивает она.
— С ним все в порядке.
Ее глаза перескакивают на меня, и она смотрит, как я кладу спящего ребенка на матрас. Она мгновенно бросается к нему, но путы удерживают ее руки над головой и тело в основном прижатым. Она вскрикивает, когда путы впиваются в чувствительную, израненную кожу ее запястий. Но она продолжает бороться, продолжает тянуть, да так сильно, что открываются старые раны и кровь просачивается сквозь белую марлю.
Оставив ребенка там, где он есть, свернувшегося калачиком и спящего, я подхожу к Амелию, заставляя ее лечь нормально и не дать ей разорвать кожу на запястьях. Я сомневался, что она остановится.
Она смотрит на меня с огнем в глазах.
— Я убью тебя, — клянется она.
— Сейчас, сейчас, leonessa, — шепчу я, потянувшись к одному из узлов на веревке. Я медленно развязываю его, удерживая ее запястье, а затем перехожу к другому. Она не сводит с меня глаз, пока я развязываю, наклоняясь над ней так, что мы оказываемся нос к носу. Мышцы ее челюсти напрягаются, когда она скрежещет зубами и дергается, пытаясь освободиться.
— Если ты будешь плохо себя вести, я просто снова свяжу тебя, — обещаю я. — И я заберу его. Я имею в виду ребенка, — она затихает. — Хорошая девочка.
Я медленно ослабляю хватку, ладони влажные от ее крови, но она не сразу пытается схватить меня за горло. Я отступаю назад, давая ей свободу действий, и она не теряет ни минуты. Она хватает мальчика, осторожно поднимает его и прижимает к своей груди. Она делает это, уткнувшись лицом в его макушку. Он ерзает и вздыхает, но вцепляется в нее руками, обнимая ее также крепко, даже во сне. Она обхватывает его всем телом, защищая от меня и используя свое собственное тело как барьер.
Это была женщина, готовая пожертвовать всем.
— Уходи, — шепчет она.
Я не собирался спорить.
С окровавленными ладонями я ухожу от них, не оглядываясь, и впервые за все время сомневаюсь в каждом своем шаге, который привел меня сюда.
Привлекать посторонних было рискованно. Мы не стали этого делать. Это была семья и те, кто работал с нами на протяжении многих поколений. Мы не доверяли никому другому, а предательство случается слишком часто, чтобы она могла просто остаться.
Достаточно одного промаха, одного секрета, переданного не тому человеку, и мы можем потерять все.
Но были способы остановить это.
Два способа не дать ей заговорить, если представится такая возможность.
Первый я уже доказал, что не способен на это по причинам, которые я не собираюсь оценивать, а второй… о втором я никогда не собирался думать. До сих пор.