— Что? Сегодня нет клетки?
— Если ты предпочитаешь оставаться взаперти, то будь добра, Амелия.
— А откуда ты знаешь, что я не сбегу?
Он ухмыляется.
— Ты думаешь, что сможешь пройти мимо моих людей? — он оглядывается по сторонам. — Но если тебе это удастся, знай, что я буду преследовать тебя, от меня не уйти, и ты не сможешь спрятаться нигде, где бы я тебя не нашел.
— Спасибо за предупреждение, — усмехнулась я.
Я поворачиваюсь к нему спиной и направляюсь через фойе к двери, ведущей в игровую. За дверью я слышу знакомый смех моего сына, этот теплый, домашний звук, который мгновенно снимает боль в груди, о которой я и не подозревала. Я не привыкла проводить так много времени в разлуке с Линкольном.
Я осторожно и тихонько открываю дверь и заглядываю внутрь. Камилла сидит посреди пола в окружении мягких игрушек и строительных блоков, а Линкольн, счастливо хихикая, сидит перед ней. Странное зрелище: элегантная Камилла Сэйнт слегка растрепана, несомненно, от того, что она часами развлекает моего сына, своего внука.
Я немного растаяла, наблюдая за ними, за тем, как она заботится о нем, с каким терпением она сидит, пока он дергает ее за волосы и тычется в лицо пальцы.
Хочется сейчас обнять сына, и я даю знать о своем присутствии у двери, проскальзывая внутрь. Камилла оглядывается и мягко улыбается. Я предполагаю, что это выражения лица для маленького мальчика, который стоит перед ней и ничего не понимает.
— Как он? — спрашиваю я, присаживаясь на диван. Линкольн замечает меня и тут же улыбается, спотыкаясь о собственные ноги, когда спешит ко мне.
— Отлично, — улыбается она.
Я поднимаю его с пола и сажаю к себе на колени, где крепко обнимаю.
— Он очень похож на Лукаса, когда тот был в таком же возрасте, — вздыхает Камилла. — Авантюрный, игривый, всегда такой любопытный.
— Мне очень жаль вашего сына, — говорю я ей.
— Нет доказательств, что он умер, — шепчет она. — Еще есть надежда.
Я не могла даже представить себе ее боль. Ребенок, сколько бы ему ни было лет, никогда не должен умирать раньше родителей, но жизнь жестока, а эта жизнь была еще более жестокой, насильственной. Но это не значит, что она должна была ожидать этого или смириться с тем, что ее старший мальчик, скорее всего, мертв. Но я этого не говорю. Вместо этого я сочувственно улыбаюсь ей и отпускаю извивающегося Линкольна. Он тут же направляется к ней и усаживается на ее бедра.
Она улыбается сквозь слезящиеся глаза, проводя пальцами по темным волосам Линкольна.
Все оставшееся время мы сидим в тишине, наблюдая за моим сыном. Между нами не было слов, и она не останавливает меня, когда я забираю Линкольна, чтобы покормить и искупать.
Странно, никто не задавал мне вопросов, когда я шла по дому с сыном на бедре, не останавливал, когда я вошла на кухню и стала рыться в шкафах в поисках еды, которой можно было бы накормить Линкольна.
Я не была свободна в любом смысле этого слова, вооруженные люди стояли у каждой двери или бродили по дому, но, кроме их присутствия, они не разговаривали со мной.
Это все равно была тюрьма, даже если Габриэль считал иначе.
Глава 15
Габриэль
Я сижу за столом в столовой, стены по обе стороны от меня увешаны книгами, люстра в центре висит низко и заливает комнату теплым золотистым светом. Передо мной разложены блюда, я не знал, что ей нравится, поэтому попросил повара приготовить несколько разных блюд и гарниров.
Пришло время узнать мою жену получше.
В другом конце комнаты открылась дверь, и Кольт ввел внутрь Амелию, которая вырвала у него свою руку и свирепо посмотрела на него.
Она была вздорной и громкой, и это мне в ней нравилось.
Там, где большинство кивают и подчиняются, она борется и бунтует. Несмотря на то, что она боялась меня, потому что, скажем прямо, эта женщина была напугана, она не позволяла этому страху управлять ею. Она была самоуверенной. Сильной. Идеальная женщина, чтобы стоять рядом со мной, хотя заставить ее остаться там будет сложнее, чем я предполагал.
Она меня ненавидела.
— Привет, жена, — приветствую я ее.
Она бросает на меня взгляд.
Ее темные волосы влажные после душа, на ней простые леггинсы, которые обтягивают ее бедра и повторяют восхитительные изгибы ее ног. Свитер с капюшоном прикрывает ее верхнюю половину, он слишком большой, но она выглядит прекрасно, несмотря на это.
— Садись.
— Хочешь, я тоже буду лаять на тебя? — она огрызается, опускаясь на самый дальний от меня стул.