— Я держу тебя, — шепчу я.
Ее ногти впиваются в плоть на моем боку, прижимаясь ко мне.
— Габриэль, — плачет она на вдохе.
— Шшш, — я прижимаю ее ближе. — Я здесь.
Она не останавливается, она поднимает голову и смотрит на меня, сталкиваясь носами, ее вторая рука вцепилась в переднюю часть моей рубашки. В ее глазах блестят непролитые слезы, но, черт возьми, они живые, настоящие.
— Амелия… — пытаюсь я.
Ее губы с животным порывом прижимаются к моим, зубы сталкиваются.
Черт!
Я обхватываю ее руками, приоткрывая губы, и ее язык сразу ныряет в мой рот. Я встречаю ее напор своим, подстраиваясь, когда она садиться на мои бедра, и мой член возбуждается, когда она упирается бедрами в мой пах.
Мои пальцы запутались в волосах на ее затылке, удерживая ее голову, пока она хнычет мне в рот. Я прижимаюсь к ней бедрами, а она сжимает их, находя ритм, который постепенно нарастает. Она так невероятно хорошо чувствуется на мне, ее тело идеально подходит к моему.
Ее дыхание сбивается, когда я прижимаю свой ноющий член к ее центру, вдавливая и поднимая его, желая вогнать себя в нее до самого основания.
Что-то мокрое попадает мне на лицо, затем еще раз, прежде чем я ощущаю вкус соли на языке.
Мне удается отстраниться, тяжело дыша. Амелия снова придвигается ко мне, пытаясь поцеловать, но мне как-то удается сдерживать себя, когда все, чего я хочу, — это взять ее и полакомиться ею.
— Амелия! — она отворачивает лицо. — Амелия.
Я беру ее за подбородок, заставляя посмотреть на меня, и вижу, как слезы стекают по ее лицу, скользят по опухшим и покрасневшим губам. Я осторожно обхватываю ее руками, помня об ушибленных ребрах.
— Leonessa mia, — я мягко отталкиваю ее, укладывая на спину.
Верхняя половина моего тела следует за ней, пока я не склоняюсь над ней, мой вес удерживается на руках, расположенных по обе стороны ее тел.
— Я хочу этого, но не так, — я смахнул слезу с ее щеки.
Она поднимает глаза и встречается взглядом с моим, еще больше слез скатывается в ее волосы.
— Это была ошибка.
Я нежно целую ее.
— Это не было ошибкой, но ты еще не готова.
— Ты не можешь получить меня, — слабо заявляет она.
Но она уже была моя. Может быть, ее душевное состояние сейчас и хотело отдаться мне, но она была не готова. Скоро.
Я не винил ее за то, что сейчас она пытается что-то взять, что-то почувствовать, но когда я буду трахать ее, когда я буду пожирать ее, я буду иметь ее, только в том случае, если она этого захочет. Потому что когда я это сделаю, она будет моей. Моя, чтобы ублажать и трахать, моя, чтобы наказывать и поклоняться.
Она будет принадлежать мне.
Глава 22
Габриэль
Я оставляю ее спящей.
Закрыв за ней дверь, я оставил ее незапертой, пока спускался вниз по лестнице, выравнивая дыхание в надежде, что это поможет скрыть бушующее во мне возбуждение. Чувствуя, как ее маленькая тугая киска прижимается ко мне, независимо от обстоятельств, это было не то воспоминание, которое я скоро забуду.
Уборщицы в данный момент заняты тем, что убирают кровавые следы в доме, но я не обращаю на них внимания, проходя на кухню и направляясь к двери в задней части дома. Тишина встречает меня, когда я открываю ее и спускаюсь по крутой лестнице в подвал, обнаружив, что большая металлическая дверь впереди меня запечатана.
Когда я открываю ее, до моего слуха доносятся крики и стоны. Атлас стоит перед одним из мужчин, подвешенным на веревках за запястья к крюку, свисающему со столба, протянувшегося от одного конца комнаты до другого. Запах мочи доносится до меня за мгновение до того, как я замечаю лужу под болтающимися ногами мужчины.
— Уже обмочился? — размышляю я. — А мы еще даже не начали.
Ашер молча стоит в стороне, а в тени комнаты стоит мой силовик, немногословный человек, который одним лишь взглядом может заставить вас обосраться. Он мне такой же брат, как и близнецы, но у нас нет общей крови.
— Энцо, — я лениво повернул голову в его сторону. — Я полагаю, что вид тебя заставил нашего гостя опорожнить мочевой пузырь.
Я попросил его оставаться незамеченным в течение последних нескольких недель, не желая пугать Амелию. Потому что именно так поступил бы Энцо, он был тем самым призраком, о котором шептались люди, демоном из плоти и костей, и хотя все мы наслаждаемся убийством, этот человек жил ради него. Дышал ради этого.