— Какой номер палаты? — спрашиваю я.
— Сэр, я должна быть откровенна, — говорит медсестра. — Эта рана была получена в результате удара тупым предметом, ботинком или каким-то инструментом, — она делает паузу, как бы обдумывая, что еще сказать.
— Да? — я скрежещу зубами.
— Я нахожусь в здравом уме, чтобы отказать вам в доступе.
— Вы думаете, это я сделал?
— Господин Сэйнт, при всем моем уважении…
— Prendi il cazzo a modo mia (прим. пер. — Пошла ты к черту), — рычу я на нее. — Ушла с дороги, пока я тебя не удалил.
— Господин Сэйнт.
— Двигайся, — ее лицо побледнело от моего тона. — Какой номер?
— Семьдесят третья.
Она не останавливает меня. И когда я вхожу в палату, то вижу только одну медсестру, настраивающую капельницу, прикрепленную к руке жены.
— Мистер Сэйнт!?
— С ней все в порядке?
— Стабильна.
— Тогда уходите.
— Но…
— Она нуждается в лечении прямо сейчас?
— Ну, нет…
— Тогда ушла отсюда.
Медсестра бледнеет и выбегает из палаты, а я занимаю место справа от спящей Амелии. Моя рука мягко ложится на ее руку.
— Прости меня, mondo mia. Я не справился.
Амелия ничего не отвечает, да я и не ожидал этого. Ее глаза закрыты, но ресницы мягко трепещут, кожа слишком бледная, а на брови белая марля. Аппарат рядом с ней непрерывно пищит, подсоединенный проводами, которые исчезают под синими одеялами на ее кровати.
Я повидал немало больниц, ходил по этим коридорам, был свидетелем смерти, но впервые мне стало по-настоящему не по себе.
Небо меняется из голубого в оранжевый, а затем в черный, городские огни освещают дороги за окнами.
Не знаю, сколько времени я просидел в тишине, но стук в дверь заставил меня обернуться. Входит Девон, закрывая за собой дверь.
— Где тебя носило?
Не успев додумать мысль, я встаю со стула, хватаю его за воротник рубашки и пихаю назад, пока он не ударяется спиной о стену. Он смотрит на меня.
— Это ты сделал? — спрашиваю я.
— Что!? — он рычит.
— Тебе не кажется странным, что все это произошло за несколько секунд до того, как ты вышел из моего гребаного дома?
— Меня вызвали в больницу! — кричит он в ответ. — Помнишь!? Я городской врач, а не твой личный!
Я снова пихаю его.
— Она, блядь, чуть не умерла!
— Габриэль! — кричит Девон. — Я тебе не враг, блядь! Если бы я знал, я бы не ушел!
В глубине души я знал, что это был не он. Я доверял Девону больше, чем собственным братьям, и медленно отпустил его. Он поправляет пиджак, бросая на меня последний взгляд, и пересекает комнату к ее кровати, вынимая ее карту из папки, прикрепленной к краю.
Он перелистывает страницы, читает каждую из них, а затем проверяет провода, пульс и кровяное давление.
— Я установил замки, — я опускаюсь в кресло. — Как она и просила. Потому что Линкольн не умеет плавать, но и она похоже тоже.
— Откуда ты знаешь?
— Догадка.
— Значит, кто-то отпер дверь, и что? Бросил мальчика в воду?
— Чтобы заманить ребенка в бассейн, много ума не надо.
Девон кивает, размышляя.
— Я не уйду отсюда без нее, — я перевел взгляд на Девона. — Мне нужно, чтобы ты присмотрел за домом.
Он опускает подбородок в знак согласия.
— Ей повезло.
— Никогда больше, Девон, — я кладу ладонь на руку Амелии, которая намного меньше моей, полностью накрывая ее. — И когда я узнаю, кто сделал это с ней и ее сыном, я вырву их сердце.
Глава 32
Амелия
Все кажется тесным, как будто моя кожа на два размера меньше, а кости слишком велики. Болит вся сторона лица, а в горле что-то ужасно царапает, чего не было вчера. Я пытаюсь пошевелиться, но такое ощущение, что на меня давит вес целого тела.
И тут нахлынули воспоминания. Словно бурные волны во время шторма, они проносятся в моей голове, как в фильме ужасов. Линкольн в бассейне, я прыгаю за ним, спасаю его…
Потом тот мужчина, которого я звала на помощь, но он не помог мне, не так ли? Он ударил меня.
Все было словно в тумане. Я не была уверена. Мне показалось, что он ударил меня, или, может быть, я просто провалилась под воду? Или я ударилась головой о край бассейна в своей слабой попытке выбраться.
Я не могла вспомнить, но одно воспоминание перекрыло все остальные. Я тону, глаза открыты, я смотрю на поверхность воды, темная фигура вырисовывается совсем рядом.
Неужели я умерла? Это был ад?
Попытка пошевелиться на этот раз прошла удачнее, но ко мне были привязаны какие-то провода. Я с усилием открываю глаза, веки тяжелые, глаза болят, зрение расплывается и фигуры движутся одновременно. Рядом со мной усиливается писк.