Всю дорогу хозяйка твердила, что я прехорошенькая, с чем, в целом, я не собиралась спорить, отлично зная цену своей внешности. Я действительно была прехорошенькой и по праву гордилась и правильными чертами лица, и густыми каштановыми волосами, и большими серыми глазами. Папа частенько говорил «вся в мать» и украдкой вытирал слезу. Моя мама умерла в родах, оставив отца безутешным вдовцом с маленькой дочкой на руках. С воспитанием единственного ребенка папа справлялся из рук вон плохо, что достаточно быстро осознал, и в моей жизни сперва появилась черед нянь, а в одиннадцать лет я отправилась в закрытую школу-пансион для девочек, которую практически не покидала до девятнадцати лет.
Выпуска из школы я ждала с превеликим нетерпением, казалось, весь мир готов упасть к моим ногам.
Увы, к ногам упало только окончательное сиротство, угроза нищенского существования и необходимость как можно скорей найти себе место. На счастье директриса моей школы, миссис Харт, проявила величайшую доброту и приняла участие в судьбе бывшей ученицы: именно глава школы написала всем своим знакомым и в итоге нашла мне место в небольшой деревеньке у давней подруги своей кузины.
К миссис Мидуэл я прибыла с одним чемоданом, который был настолько легок, что это вызывало отчаяние. Одно платье и смена белья не могли бы удовлетворить нужды самой неприхотливой девушки, а туфли на моих ногах могли развалиться в любой момент.
Пожилая леди, у которой мне предстояло служить, приняла меня со всей возможной сердечностью, и бедственное положение оказалось одной из тех причин, по которой я удостоилась такой откровенной приязни. Миссис Мидуэл, как многие бездетные леди преклонных лет, находила себя в служении ближним, и я стала еще одним ее благотворительным проектом. Сперва это уязвляло мое самолюбие — растили меня пусть и не в роскоши, однако никто не ожидал, что в итоге я окажусь в услужении, — однако смирение пришло быстро.
— Вечно вы так упрямитесь, моя дорогая, как только речь заходит о молодых людях! Ох уж эти новомодные веяния! А ведь добропорядочный супруг с состоянием дал бы вам положение в обществе и спокойную жизнь!
Первые месяцы жизни с моей хозяйкой я еще пыталась спорить с нею, однако быстро свыклась, к тому же это был, пожалуй, единственный недостаток миссис Мидуэл.
— И неужели вы считаете, будто я гожусь в жены викарию, а викарий годится в мужья мне? — осведомилась я с той обреченностью, которая рано или поздно появляется, когда приходится иметь дело с неизбежностью.
Об одной мысли, что меня можно представить супругой священника, брала оторопь. Брала и не отпускала. Неужели же теперь я настолько жалкое создание, что меня прочат в жены священнослужителю?
— Почему бы и нет, моя дорогая? — пожала плечами миссис Мидуэл. Вязаная шаль чуть сползла с худых плеч, и женщина поспешно ее поправила. — В конце концов, священники — такие же мужчины как и прочие. Им присущи те же страсти.
Я плохо представляла, стоит ли мне рассуждать на тему страстей. Эта сфера человеческой жизни неизменно смущала, пусть идеи эмансипации плотно засели в моей голове.
— И чтобы страсть вела не к греху, но к добродетели, без жены никак не обойтись, — продолжала рассуждать миссис Мидуэл, предусмотрительно вцепившись неожиданно сильными сухими пальцами в мое предплечье. Верно, чтоб не сбежала в последний момент.
Тем временем жители нашей деревни полноводным потоком стекались к церковному порогу. На службах и так собиралось достаточно прихожан, в конце концов, в здешней глуши имелось не так и много развлечений, чтобы лишать себя одного из них, пусть даже это и проповедь. Однако сегодня верующих пришло существенно больше обычного, в особенности прибыло молодых девушек. Очевидно, до местных юных леди также дошли слухи, что новый викарий молод и хорош собой.
Мы с миссис Мидуэл чинно приветствовали всех и каждого: в Сеннене моя хозяйка была значительной фигурой и, учитывая, что все друг друга знали, не нашлось того, кто не пожелал бы выказать почтение пожилой даме. А приветствуя миссис Мидуэл никак нельзя было проигнорировать меня, ее неизменную спутницу.
— Ах, моя дорогая, вы уже встречались с нашим новым викарием? — прощебетала миссис Браун, наша соседка, которая в свои пятьдесят лет отчаянно молодилась и флиртовала абсолютно со всеми мужчинами, если они уже вышли из детского возраста и еще не лежали в гробу.