Но какая-то часть меня, самая ответственная и дотошная, все-таки удерживает меня в реальности.
Тру глаза и безудержно зеваю. Сосредоточиться тяжело, я и не пробую. Осматриваюсь и снова пытаюсь поймать это ощущение неправильности.
Ингвер еще спит, но уже потягивается и смешно клацает клыками, готовясь к пробуждению.
Перед сном она, как обычно навела порядок. Дощатые столы чисто вытерты. На пол накидана свежая солома. Кастрюли и сковородки, отмытые до блеска, висят на гвоздях.
Первые лучи света пробрались сквозь оконце на кухню и деликатно скользят по больному.
Его лицо по-прежнему покрыто слоем грязи. Сейчас оно напоминает прекрасное глиняное изваяние.
Ему не досталось от предков троллей ни выпирающей нижней челюсти, ни приплюснутых ноздрей, ни торчащих наружу клыков. Природа наделила его четко очерченным подбородком, прямым носом и выразительной, даже чувственной, я бы сказала, линией рта. Ровный лоб — еще одно отличие от троллей, с их ярко выраженными надбровными дугами. С точки зрения людей, этот полукровка — красавец, каких поискать.
Ну и что с того… В каждой расе и даже в их смешении рождаются красавцы. Что тут необычного? Почему мне не заснуть, несмотря на жуткую усталость?
Вдруг с глаз словно спадает пелена, и я отчетливо вижу то, чего раньше не замечала.
Хродгейр лежит на спине, хотя лежать на таких страшных ранах ни в коем случае нельзя. Ему сейчас, должно быть, ужасно, до безумия больно! К тому же, если давить на такие глубокие, свежие порезы, те снова начнут кровоточить. А я почти весь запас лекарских заготовок у Ингвер истратила… Вот же гадство!
Озадаченно потираю подбородок.
Как он оказался на спине?
Собираюсь перекатить его на бок, чтобы проверить состояние ран. Аккуратно поддеваю за плечо и пытаюсь перевернуть… Раз за разом ничего не получается. Он будто прирос к полу, и стал во сто крат тяжелее вчерашнего. Или это я совсем ослабела от бессонных ночей?
— Что за бесовщина тут творится? — бормочу растерянно.
Снова пытаюсь его подцепить за бок, подтолкнуть чуть-чуть в сторонку, но тут происходит непоправимое. Моя рука вдруг теряет опору, и я падаю на полукровку по какой-то невероятной траектории.
Внезапное падение прерывается — ровно тогда, когда мои губы приземляются на его, и я напрочь забываю дышать.
В ту же секунду понимаю: я в его руках, горячих и сильных. Они легко удерживают меня на одном месте, совершенно не торопятся меня отстранять. И глаза его открыты, и смотрят прямо в мои с небывалой янтарной нежностью.
Он в сознании и… полностью контролирует происходящее!
Мне кажется, я сошла с ума. Или заснула, и мне снится странный сон, в котором Хродгейр не полукровка больше, не слуга. Он мужчина, перед которым я испытываю смущение и трепет.
Ну уж нет!
Смущение? Трепет?!
Очнись, Ханна! Что за вздор!
Он всего лишь твой пациент! Очень необычный, конечно… ну и что с того?
Это не причина трепетать перед ним робкой бабочкой!
Побарахтавшись немного в его руках, отделяюсь от него и отползаю подальше. Зажимаю ладонью горящие губы. На них огонь драконий, текучая лава… Как будто раскаленным железом рот припечатали. Закрываю глаза и пытаюсь успокоиться.
Стараюсь убедить себя, что произошла дурацкая случайность. Бывает же, люди теряют равновесие так нелепо, что нарочно не придумаешь.
Говорят, булочник по пьяни поскользнулся и упал в отхожую яму. Еле выловили. А сын мельника недавно зацепился за мельничное крыло. Чуть не обделался бедняга, пока болтался в воздухе на высоте птичьего полета… Наверняка, и меня от усталости и недосыпа занесло не туда.
Хродгейр неспешно садится. При каждом движении под кожей перекатываются литые мускулы. Выглядит это внушительно. Кажется, он хоть сейчас вспашет поле и даже дыхание не собьет. И не скажешь по нему, что всего лишь вчера он играл в переглядки со смертью.
Полукровка молчит и пристально всматривается в мое лицо. Затем втягивает в ноздри воздух, как будто вздыхает и выдает:
— У тебя вкусные губы. Вкуснее даже, чем я думал. И пахнешь приятно.
На его дерзость отвечать даже не собираюсь. Ни один нормальный, человеческий слуга не осмелился бы заявить такое хозяйской дочке. Полукровка — он и есть полукровка. Грубый, неотесанный и непредсказуемый.
Отныне он строго мой пациент, а я его врачеватель. Точка.
— П-покажи свою спину, — прошу дрогнувшим голосом.
— Ты не увидишь там ничего интересного, — обещает Хродгейр, но все же поворачивается ко мне спиной.
Увиденное повергает меня в шок. Ничего интересного, говоришь? Как бы не так!