— Разве тебе не было велено меня не трогать?
— Получить приказ и пообещать его выполнить — это две разные вещи. Я никогда не даю невыполнимых обещаний.
До меня не сразу доходит смысл сказанного.
Невыполнимое обещание — меня не трогать?
Почему он посчитал его невыполнимым уже несколько дней назад?
Ведь тогда он не мог знать про кущу и меня, в ней застрявшую.
Тревожный звоночек превращается в гулкий набат.
Мы одни. В лесу. Где недавно пропало уже девять девушек.
Сгинуть здесь — как раз топнуть, никакого труда не составит. Я давно потеряла всякое представление, где мы. А значит, нахожусь целиком в его власти. Захочет меня украть, сделать игрушкой для своих примитивных развлечений — разве смогу я, хрупкая тростинка, остановить эту махину из мышц?
Лепечу беспомощно:
— Но ведь нас могут увидеть вместе и неправильно понять. Я не хочу рисковать репутацией.
В ответ он щерит в усмешке белоснежные зубы и лишь крепче прижимает к себе, подтверждая наихудшие опасения.
— Не о том волнуешься, фэйри. Совсем не о том.
Глава 21
На этих его словах не на шутку завожусь. Злость, страх, досада на себя, глупую и наивную, — все смешалось в кучу.
— Отпусти! — извиваюсь ужом, пытаюсь вывернуться из стального захвата его рук.
Сделать это на деле непросто, если не невозможно. Силищи у него немерено — будто я в медвежий капкан угодила.
К тому же опасаюсь, что от резких движений рассыплю все собранные травы. Если растеряю их сейчас, мне придется проходить то же пекло по второму кругу.
А еще боюсь, что платье, которое и так неприлично показывает щиколотки, задерется до самых колен… или даже выше. Тогда останется только сгореть от стыда. Или уйти в монастырь, если, конечно, после такого позора туда примут.
И все же… Не могу позволить с собой обращаться, как с бессловесной вещью! В ответ на мои дергания и бесконечные «отпусти!» он лишь сильнее сжимает в объятиях и строго приказывает:
— Не дергайся и донесу тебя в комфорте. Или… — в его глазах вспыхивают недобрые огоньки. Жесткие, колючие, от которых хочется съежиться и замолкнуть. Становится окончательно страшно от его «или», но заткнуть себя не даю. Наоборот бросаю вызов. Подзадориваю:
— Что «или»? Убьешь? Бросишь в лесу на растерзание диким зверям? Договаривай, раз начал!
— Я так понял, старших уважать тебя в детстве не научили, — цедит он с легкой досадой в голосе. Хмурится недовольно.
— Старших? Изволь не забывать! Ты мой слуга. И как старшая по иерархии, приказываю тебе сейчас же меня опустить! — на первой же фразе мой голос дает петуха, поэтому приказ выглядит как-то неубедительно. Одновременно изгибаюсь под немыслимым углом. Почти выскальзываю из его цепких объятий, умудрившись не вывалить наружу содержимое корзины.
— Что же… Раз по-хорошему не хочешь… — он подбрасывает меня, полностью дезориентированную, в воздух и совершив моим телом какой-то невозможный кульбит, опускает себе животом на плечо.
Добавляет бесстрастно:
— К твоему сведению. Старший тот, кто сильнее, мудрее и опытнее. Как минимум в текущей ситуации.
Если говорить о моей текущей ситуации, то она плачевна, даже более чем. Головой вниз беспомощно болтаюсь за его широкой спиной. В то время, как нижняя часть тела, попой кверху уложена у него прямо перед глазами. Хоть до дыр засмотрит, а поделать ничего не могу!
Мне так стыдно, что хочется завыть в голос. Барабаню кулаком по его спине, — второй рукой цепляюсь за свою корзину — но об его железные мышцы впору только камни дробить.
Непробиваемый, литой каркас. Мое запястье жалобно ноет уже после второго удара по спине, а ему моя молотьба, — наверно, что ласковые поглаживания.
Я ругаюсь, умоляю, кричу, пытаюсь пяткой лягнуть его по лбу, но толку ноль. Он лишь крепче вжимает в мускулистое тело мои бедра и продолжает идти, не обращая на громкие возмущения никакого внимания. Хотя в конце концов все-таки реагирует. Приказывает:
— Замолчи.
— Ага! Сейчас, — и набрав побольше воздуха в грудь, кричу изо всех сил.
Громко кричать трудно из-за дикой тряски и тяжелой пульсации в голове. Хродгейр как будто специально переходит на бег, поэтому мой вопль звучит рвано, отражая каждую толчок его ног.
Когда в горле противно першит от криков и кашля, требую:
— Отпусти. Мне нужно уединиться в кустики.
— Я мог бы сделать вид, что тебе верю. Потом дать тебе фору. Потом в два счета догнать. Но на эти забавы больше нет времени.
— Пеняй на себя. Я не смогу долго терпеть.