— И последнее, но самое, пожалуй, странное. До того, как я встретила тебя, мама единственная называла меня «моя фэйри». Я бы посчитала это случайным совпадением, но… не могу. Мне кажется, в твоем обращении ко мне кроется ключ к какой-то разгадке.
— Ну вот. Ты нащупала ключ, — в его голосе мне слышится поощрение. — Осталось лишь вставить его в замочную скважину и повернуть.
Мы оба знаем: я вот-вот докопаюсь до сути. Чувствую себя, как охотничья собака, взявшая след. Разворачиваюсь к нему всем телом, еле сдерживаю дрожь охватившего меня нервного возбуждения.
— Мама в детстве рассказывала про сказочных фей, превосходивших эльфов в магических способностях. Она говорила, что фэйри рождаюся от редких союзов эльфа и человека. Но моя мама — человек, как и мой отец, я это точно знаю! Видишь, я не могу быть фэйри!
— Крайне редко отчим бывает лучше родного отца, — теперь по голосу чувствую, что он улыбается. Связать его слова с собой не получается:
— Возможно… И что?
— Ты не знаешь своего настоящего отца, зато тебе повезло с отчимом… С первым.
— Ты хочешь сказать… Мой отец — на самом деле мой отчим? Да как у тебя язык повернулся произнести такое про маму! — мне бы вслед за возмущенными словами сейчас вскочить и уйти, громко хлопнув дверью. Но в глубине души я уже чувствую в его утверждении правду.
Я не раз интересовалась, к примеру, от кого мне достались изумрудные глаза и пышная каштановая грива. Ответа так и не получила. Как и ответа на то, почему бабушка и дедушка с папиной стороны никогда нас не навещают. Ко всем прочему, мама скрывала всегда даты помолвки и свадьбы родителей. И вот сейчас все недоговорки собрались воедино и подтвердили, дополнили, доказали шокирующие слова Хродгейра.
— Фэйри — единственные не-эльфы, обладающие магическими способностями. Но если ты все еще сомневаешься… У каждой фэйри есть родимое пятно на груди в форме маленькой бабочки. У тебя же есть такое?
В этих словах утверждения больше, чем вопроса, и я инстинктивно прикрываю ладонью свое родимое пятнышко под левой ключицей.
Как же я мечтала его вывести! Даже когда в школу знахарства поступила, втайне жаждала поскорее набраться знаний, давших бы мне возможность избавиться от коричневой бабочки на моей в целом идеальной коже.
Значит, вот оно как… Правда оказалась невероятнее, чем ложь.
— Но если я фэйри… Значит, я тоже полукровка?
— Добро пожаловать в наш клуб! — после этих слов его голос мрачнеет. — А теперь, Ханна, ты должна отправиться в кровать. Прямо сейчас.
— В кровать? — переход на другую тему такой резкий, что моя уставшая голова отказывается его воспринимать. С каждым словом я понимаю Хродгейра все меньше и меньше. И этот его изменившийся тон… Опять в нем проскакивают командные нотки, которым невозможно противиться.
— Ты слишком мало знаешь о своем влиянии на мужчин. Это единственное тебе оправдание. Сейчас же. Отправляйся. В свою. Кровать.
Голос полукровки вибрирует от напряжения. Он далек от шуток, и желание играть в молчанку тут совсем не при чем!
Вдруг сознаю, что окончательно продрогнув, я случайно забралась к нему подмышку, прильнула к его левому боку всем телом и даже не заметила это в порыве важных для себя рассуждений.
Проклятье! Выныриваю из теплого гнездышка, вскакиваю на ноги и, скомканно попрощавшись, бросаюсь к себе в комнату. Тихонько запираюсь на щеколду и забиваюсь под одеяло, рядом с Ксименой. Сердце стучит, все мысли сбились в безумную свистопляску.
Я фэйри. Отец мне не родной. Мама лгала мне… О, Великий, как же уютно мне сиделось у Хродгейра под боком!
Глава 26
Утро начинается с Рыськиных стуков и криков, протиснутых в щель дверного проема:
— Госпожа Ханна! Просыпайся! Швея ждет тебя, чтобы делать замеры. Спускайся вниз, — и уже тише, обиженным шепотом она ябедничает, — и слугу своего прихвати с собой, а то меня он не слушается… Ему ведь тоже обновка полагается. На званый обед негоже являться дикарем.
— Мы скоро придем, Рыся, спасибо! — обещаю, и мужественно выпрыгиваю из теплой постели. Ксимена успела уже встать и отправиться на работу. А я и не заметила, потому что заснуть удалось только с первыми лучами солнца.