— Нет, — честно признался Максим, который очень часто упускал примитивные, но очевидные предположения, предпочитая масштабность и свободу криминалистического поиска.
— А если у нее телефон, предположим, украли в городе, а потом потеряли в лесу? Или Солдатов врет, чтобы следы запутать? Да сколько еще можно версий построить?! А ты хочешь весь город взбаламутить.
Максим печально посмотрел под ноги и пожал плечами, отчего стал похож на провинившегося школьника.
— Значит так, — подытожил Накаряков, — берешь дежурную машину, этого своего Солдатова, едешь на полигон, осматриваешь место обнаружения телефона. Потом опрашиваешь соседку, ходила ли эта твоя Комарова за ягодами и когда она в последний раз видела её телефон. Понял?
— А если пропавшая и вправду заблудилась в лесу? — предпринял последнюю отчаянную попытку Максим.
— Ничего с ней не случится. Сейчас тепло, в лесу полно ягод и грибов. Если хочешь, можешь там сиреной пошуметь и в громкоговоритель зверей попугать. И, если эта твоя Комарова действительно заблудилась, то сориентируется на звук.
Максим вышел слегка обескураженный негуманной позицией начальника и его здравым подходом к анализу фактов. Может быть, череда внезапно вскрывшихся и маловероятных обстоятельств действительно настроили Максима не на тот лад?
План расследования опять пришлось скорректировать. Но внутренний двадцатитрехлетний летний бунтарь Максима решил наперекор сорокапятилетнему начальнику сначала опросить Гамову, а потом уж съездить с Солдатовым на испытательный полигон. К тому же сегодня Геннадий Петрович допоздна задерживался на даче, а дежурная машина после обеда была ангажирована операми для мобильности их пребывания на озере.
Минин снова сбегал в банк, опросил Татьяну Гамову, которая неожиданно для себя зарделась при его появлении и ожидаемо для Максима заявила, что её подруга никогда не ходила ни за ягодами, ни за грибами, а телефон все время был при ней и никуда не пропадал.
Вернувшись в отдел, Максим, все еще уязвленный железобетонной логикой Накарякова, стал просматривать проверочные материалы. Дойдя до ориентировки на Комарову, он вдруг замер. Если бы находившийся в этот момент в кабинете старший участковый уполномоченный Матвеев был более чутким и наблюдательным, он заметил бы, что волоски на руках у Минина в этот момент поднялись вверх.
Никогда еще Максим не испытывал такого потрясения. Это было именно тем, ради чего он пошел служить в полицию, тем, ради чего, наперекор родителям, хотел стать следователем.
Действуя как можно более естественно, он сделал то, что впоследствии объяснил желанием не сковывать себя рамками формальной логики. Он что-то набрал на компьютере, что-то отредактировал, что-то распечатал, что-то откопировал. Потом достал тоненькую бумажную папочку и черным фломастером аккуратно вывел на ее обложке: «Дело без вести пропавшей Комаровой», открыв тем самым негласное расследование, выходящее за пределы его служебных компетенций. Сложив в только что появившуюся на свет секретную папочку подготовленные документы, он убрал ее в свою большую кожаную папку и незаметно выскользнул из кабинета.
Так возник список версий по делу, большинство из которых никогда бы не поддержал ни Накаряков, ни Мухин: 1. Комарова страдает психическим расстройством; 2. Комарова занимается шпионажем в пользу иностранного государства; 3 Комарова является членом тоталитарной секты и стала жертвой похищения.
Эти версии были подкреплены лежавшими в той же папочке фотоизображениями найденного на месте драки в «Эдельвейсе» медальона и увеличенного изображения медальона на груди Комаровой, которые как две капли воды были похожи друг на друга, за исключением степени сохранности. Медальон Комаровой был новеньким.
Глава 5
Всегда доверяйте почтовым отправлениям
Утром коллеги обратили внимание, что Татьяна Гамова как-то неуловимо элегантно одела свой форменный костюм. Не утаилось от их любопытных взглядов и волнение Татьяны при появлении участкового уполномоченного полиции Минина. Тот ещё утром, также обуреваемый волнением, правда несколько иного заряда, позвонил Гамовой и сообщил, что у него есть кое-какие сведения по делу Лидии Комаровой.
И вот теперь они стояли друг напротив друга, глядя через клиентское окно. Он в холле. Она в кабинете. Шариковая ручка, которую она нервно теребила в руках, в полной мере испытала степень волнения своей хозяйки. И, когда та бросила ее на стол и побежала в холл к участковому, потная и уставшая ручка еще долго катилась по гладкой поверхности, демонстрируя оставшимся в кабинете работникам банка, что с Татьяной что-то не так.