Лулу подивилась тому, как Дина умела растягивать гласные, чтобы звучать искренне. Но она-то сразу раскусила этот тон, да и саму Дину. Оставалось только позавидовать умению девушки правдоподобно изображать нужные эмоции. Лулу, которая сама частенько переигрывала, почти восхитилась ее артистизмом. Даже несмотря на то, что мысли ее были заняты тем, как бы задушить Дину ее же золотой цепочкой.
– Очень хорошо. А у тебя как дела? – Лулу приподняла брови, на лице заиграла многозначительная улыбка.
– Очень хорошо. Моя кузина помолвлена! С Али Хассаном, его семья владеет тем высоким зданием в центре, ну ты знаешь. Он сказал мне, что собирается подарить ей «Ягуар» на свадьбу, вместо украшений. Слава Аллаху, мы так счастливы. Ты помнишь Таню? Боже, как мне нравятся твои туфли! – Дина потащила Лулу за собой по лестнице на второй этаж, где собрались остальные их сверстники.
– Mashallah![12] – Рука Лулу обвилась вокруг талии Дины, словно гадюка. – Спасибо! А мне нравятся твои!
– Mashallah! Ты погляди-ка! Как мило с твоей стороны! Я передам ей твои слова. У твоих туфель есть бантики. Обожаю бантики. А ты? – Дина тряхнула своими красивыми, густыми волосами.
Лулу сощурилась, почувствовав укол зависти. Она, может, и хвасталась своими волосами время от времени, но не до такой же степени. Гордость заставляла Лулу верить, что ее самолюбие было обоснованным и не таким кричащим. Она пришла бы в ужас, узнав, что ее собственные взмахи волосами выглядят точно так же, изящно и щеголевато, как у Дины. Это движение передавалось из поколения в поколение, от одной арабской девочки к другой, пока остальной мир не причислил его к стереотипам об арабских женщинах. Посторонним наблюдателям было невдомек, что это был целый ритуал, искусство, которому они обучали друг друга, для использования в социальных войнах и личном прихорашивании.
– Мне нравятся бантики. Поэтому-то я и купила эти туфли. – Притворная радость в голосе Лулу потухла, улыбка на лице дала трещину.
Дина рассмеялась, сплошное очарование.
– Лулу, ну ты и шутница!
Лулу было совсем не до смеха, но тем не менее она вежливо улыбнулась. На верхней лестничной площадке столпилась стайка ее ровесников. Их глаза метнулись к ней. Они разделились по половому признаку, хотя и не так строго, как это бывает в столовой Сили Холл. Лулу даже не могла сказать, когда люди начали разделяться на мальчиков и девочек, но стоило ей заметить эту тенденцию, она стала видеть ее повсюду. Она ни с кем не делилась своими наблюдениями. Она и так уже ощущала себя живой контрабандой. Нет нужды давать людям повод думать, что так оно и есть.
Лулу поискала глазами в толпе Таню, но той не было. Жаль, ей нравилась Таня. Мириам тоже не было видно. Али, Табит и Омар слушали, как Мустафа рассказывает какую-то историю. Он улыбнулся ей поверх голов. Лулу притворилась, будто не заметила. Она всегда так делала, когда видела Мустафу.
Мустафа был красавчиком. Про него так и говорили: тот красавчик Мустафа. Когда он улыбался своей голливудской улыбкой, в уголках его глаз появлялись морщинки. Волосы не по-мальчишески коротко пострижены. Несмотря на то что он был одного возраста с Лулу, матери и тетушки отзывались о нем не иначе как «молодой человек». Или, если быть точнее, «тот красивый молодой человек». Даже ее собственная мать звала его так. Все эти матери и тетушки словно сговорились и пытались на что-то намекнуть.
Лулу вежливо пропускала это мимо ушей.
Если б его с завидной регулярностью не допрашивали на таможне в аэропортах, можно было бы сказать, что он обладал типичной американской внешностью – свежей и приятной. От одного только взгляда на него у Лулу возникало странное желание лизнуть его. Она старалась подавлять это чувство изо всех сил.
Экспаты и иммигранты принесли с собой в эту страну понятие общинного родства. Лулу не могла позволить себе сближаться с Мустафой, слишком велик был риск. Она слишком ценила свою частную жизнь, чтобы жертвовать ею ради красивых глаз и острых скул. Люди погибли ради того, чтобы она могла пользоваться независимостью. Люди в ее собственном роду. Ее отец покинул родину, чтобы она могла закрыть дверь в собственной комнате. Чтобы у нее был собственный уголок, куда никому больше не позволялось вторгаться. Возможно, когда Лулу не видела, Мустафа тоже поглядывал на нее с любопытством. Кто знает. Лулу, по крайней мере, не собиралась ждать, что из этого получится.
– Смотри, вот и Тамра! – сказала Дина, завидев приближающуюся девушку.
Подошедшая обняла Дину и Лулу и расцеловала их обеих в щеки. Тамра аль-Кати приходилась Дине кузиной с отцовской стороны и была младшей дочерью Сальвы Нассер. Из них двоих Лулу не раздумывая выбрала бы Дину, которая была скорее как сводная дальняя родственница, чем просто знакомая. Тамра так не сближалась с Лулу и была совсем не такой дружелюбной, как ее старшая сестра Таня.