— Интересно. Продолжай.
— Второе — это «для чего». Тут ещё проще. У нас там, за мной давно закреплена весьма определённая репутация. И я вполне отдаю себе отчёт, какая именно. Твой жетон соратника, выданный мне, это подтверждение того, что я всё делал и делаю правильно. А именно: моя сильная сторона вовсе не в том, что я старался быть всем удобным.
— Не поспоришь… Но кто мог подумать, что ты так широко будешь трактовать свои полномочия. — Задумчиво кивает императрица.
— Не вижу поводов для упрёков. Ты бы сказала, что я использовал полномочия для личного занятия какого-нибудь удобного дома или дворца в Столице. Или чтобы сложить себе в карман акциз за тростниковый сахар на границе, — безразлично пожимает плечами Пун. — Тогда бы в твоём упрёке был смысл. Но ты же отдаёшь себе отчёт, как умная женщина, что иногда ты действительно являешься тем, кем стараешься казаться?
— Это кем ещё? — оторопевает собеседница.
— Женщиной в возрасте, уставшей, вынужденной тянуть огромный воз ответственности. У которой получаемые от должности плюсы не всегда компенсируют минусы. И у которой иногда не хватает просто силы воли делать то, что она должна. Как в случае с явными и скрытыми попытками предательства отдельных Родов Большой Двадцатки.
— И какой, гипотетически, выход видишь лично ты? — нехотя роняет собеседница.
— Делиться, — снова пожимает плечами Пун. — Делиться полномочиями. Особенно в тех вопросах, где ты не сильна.
— Например, в битье морд потенциальным предателям прямо во дворце? Либо у них на дому?
— Как вариант. Ну не женщине же этим заниматься? И потом, задержание было осуществлено в строгом соответствии с законом. Дежурный прокурор и его люди ездили со мной.
— Знаешь, сейчас первый раз, когда я даже не знаю, как реагировать. — Холодно бросает собеседница джемадару через несколько секунд. — Ты действительно настолько не от мира сего?
— Мне просто нет дела до сложившихся раскладов там, где задевается Долг, — пожимает плечами пограничник.
— ТЫ доставил мне массу проблем и хлопот. Ты правда настолько отморжен? И действительно не боишься? — собеседница нависает над столом и сверлит джемадара взглядом.
— Действительно не боюсь, — чуть удивляется Пун. — А почему я должен бояться? Действовал строго в соответствии со своим личным пониманием того, что есть правильно. Когда я уверен, что прав… как бы это поделикатнее и без нецензурщины… В общем, я не склонен оглядываться на общественное мнение. Ибо оно конъюнктурно и часто не учитывает всех деталей и реальных вводных ситуации.
— Лихо, — досадливо хмыкает императрица. — Ты или чертовски умён. Или и правда напрочь отбит мозгами… Откуда такой стиль речи в ваших окопах? Занимаешься риторикой в Столице на досуге?
— Боже упаси… Я не всегда был офицером. Начинал, как все у нас, с низов. А когда месяцами сидишь зимой на заставах, кроме книг и самоподготовки, единственное развлечение — кружки по интересам с офицерами. Как бы ни было, офицеры погранвойск — интеллектуальная элита Империи. Которая тут просто часто не приходится ко двору. В том числе, из-за строптивого нрава.
— Ну да, ну да… Слушай, ладно. Я вижу, что ты не всё договариваешь. Эта беседа с тобой — моя очередная попытка понять тебя получше, мой мальчик. Потому что я уже где-то начинаю бояться, как в следующий раз ты поступишь, исходя из твоего понимания долга. И попутно: тебе не кажется, что один раз ступив на такой путь, рано или поздно можно заиграться настолько, что цель уже не оправдает средств? И один раз изогнув закон под себя, сам станешь драконом? Как в той сказке?
— Такая опасность есть. — Вежливо кивает Пун. — Отвечу тебе так: я, получив от тебя жетон, тогда не спал три ночи подряд первый раз в жизни. Это чтоб ты знала… Как думаешь, почему?
— Удивлена, — поднимает бровь императрица. — И почему же? Ну, в гуляниях ты не замечен… По женщинам тоже нет… Почему?
— Обдумывал, как жить дальше. Чтоб не уронить ни своей чести, ни твоего доверия.
— М-да… Что сказать, если нечего говорить… — удивлённо роняет женщина. — Тогда объясни мне, зачем было бить Главу? Ещё и при людях?
— Всё было строго по уставу: Замечание, Предупреждение, Экзекуция. Я его предупредил дважды. Он категорически оказывался сотрудничать, демонстрируя неприятие правил дознания. Дискредитируя институт дознания и роняя авторитет юстиции.