— Сто двадцать, — как-то механически произносит Алтынай.
— Что «сто двадцать»?
— Сто двадцать подков. У сотни пуштун сто коней верховых. Но будет ещё по паре заводных. Минимум. Если они идут в набег на нас: не телегами же убегать с грузом… — автоматически поясняет она, затем поднимает глаза на меня. — Правильно ли я тебя поняла? Хорошо ли, а в нашем случае необходимо ли, чтобы таких торговцев было много? А знания, поступаемые от них, были сведены, как ты говоришь, в одну систему и стекались в одно место? К одному человеку? Который способен дать точную оценку и сделать правильные выводы?
В ответ молча хлопаю в ладоши три раза.
— Если пушту начинают закупать чересседельные сумки, как я сама думаю, это военные приготовления? Или мирные? — продолжает разговаривать сама с собой Алтынай. — И против кого, против своих же или родни-фарси? Или всё таки против соседей-туркан? Конечно, второе вероятнее… И если торговец, продающий пуштунам чересседельные сумки, тут же отправит гонца к уже своим друзьям-туркан, подготовка пуштунов не останется тайной. И нападение не будет неожиданным. Кстати, ещё кожаные ремни будут покупать… Дрова для огня, — уверенно продолжает Алтынай, набрасывая список на земле абсолютно без моей помощи. — В правильном для нас случае, каждый из продавцов должен отправить нам сообщение. Тогда мы будем видеть всю сумму их приготовлений.
Таким образом, Алтынай разговаривает сама с собой ещё какое-то время, старательно записывая всё сама вслед за собой. А я дублирую это же по-своему, не перебивая её и не вмешиваясь.
Потому что прекрасно понимаю, что «поток сознания» аналитика-разработчика мероприятий в момент, когда его осенило, перебивать ни в коем случае нельзя. Пока тот не иссякнет сам.
Так мы общаемся ещё какое-то время, причём беседа поглощает нас обоих полностью.
А потом полуприкрытый полог юрты вдруг распахивается и в юрту вваливается едва стоящий на ногах Еркен.
Поначалу, глянув, как он шатается, думаю, что что-то случилось, но уже буквально через секунду вижу, что он просто мертвецки пьян.
__________
Дочь хана весь вечер не выходит из юрты, обсуждая с лысым азара что-то важное. И наверняка касающееся всего коша или даже всех туркан: она ни за кумысом не посылала, ни чай не грела, ни вообще каких-то канонов гостеприимства в это раз не соблюдала.
Ханскому стойбищу не нужно объяснять, чем занят хан. Или его ближайшие родственники, если они целый вечер разговаривают, что-то пишут щепками на земляной части пола юрты и перестают ходить за кумысом и чаем. Если они не режут барана, не просят готовой сорпы у соседей и вообще забывают о еде и питье.
Судя по умным и деликатным решениям и поступкам дочери хана за последнее время, она гораздо больше готова заменить своего отца, чем показывала раньше. И, видимо, опять почувствовала что-то, срочно требующее её внимания.
Иначе никак не объяснить их напряжённый разговор, сопровождающийся подсчётами, спорами и письменами, которыми они укрывают землю, стирая и что-то нанося заново.
С азара, который оказался воистину гостем, посланным Всевышним.
То, что он для девочки сделает всё, уже видят все (кроме, похоже, него самого). Хотя и потихоньку над этим посмеиваются: из сетей, раскидываемых девушкой-дулат, ещё никто никогда не уходил… А зверь на то и зверь, чтоб ловчих сетей не замечать вообще…
Неожиданно из своей юрты вываливается пьяный Еркен. Мутным взглядом смотрит по сторонам и, взмахнув зажатой в руке камчой, направляется в ханскую юрту.
Этого никто не ожидает настолько, что перехватить его просто не успевают. От южных юрт к ханской уже бегут вернувшиеся с рыбалки парни, когда из ханской юрты выходит лысый азара, несущий едва трепыхающегося Еркена на плече как бревно. Сам Еркен при этом уже перевит своей же камчой, затянутой сзади на какой-то хитрый узел, не позволяющий шевелить руками.
— Раушан-апай, куда его? — хмуро спрашивает азара, подходя к старухе. — Как сделать, чтоб он к Алтынай в таком состоянии не ломился?
— Извини, уважаемый, — только и говорит Раушан. — Мы не успели… Ребята, сюда!
Через пару секунд Еркен, поддерживаемый с разных сторон, воцаряется на ближайшую кобылу и, ведомый группой ребят, исчезает в направлении реки.
Прохладная вечерняя вода, как ничто другое, способствует удалению паров кумыса из головы.