— Значит, не знаете ничего, — подводит итог Иосиф. — Тогда не сочтите за желание набить себе цену, все условия между нами всё равно оговорены… И будут тщательно исполнены с моей стороны… Но всё же, для лучшего понимания. Как вы думаете, какими народами тут представлены торговые ряды?
— Дари и пашто? — недоумённо и синхронно выпаливаем мы с Алтынай.
Под смех Иосифа, которых кладёт на стол доску для записей (которая тут в повседневной работе используется вместо бумаги и карандаша).
— Это и так, и не так. — Он рисует мелом на доске какие-то пиктограммы, вопросительно сморит на Алтынай.
Которая кивает ему со словами:
— Понимаю.
— Вы, молодой человек, пользуетесь совсем другим письмом, потому вот вам малая доска и второй мел, — великодушно делится канцелярскими товарами старик, деликатно демонстрируя, что наши разные алфавиты не остались вчера незамеченными. — Кстати… то, как вы понимаете друг друга без слов и отвечаете в один голос, настолько обращает на себя внимание, что не могу не спросить: вы ведёте себя, как брат и сестра. Зовёте друг друга, как брат и сестра. Насколько я вижу, даже живёте вместе, как брат и сестра… прошу прощения, если вторгся в тонкие материи, последнее точно не моё дело… Но явно происходите не то что от совсем разных родителей, а даже и из разных народов. И между вами не то что нет ни общего отца, ни общей матери; но и даже родители ваши не приходились друг другу хоть сколь-нибудь кровной роднёй. Не буду вдаваться в детали, но много видевшему в разных концах земли это более чем очевидно… Не утолите ли любопытство, в чём причина? Такой вашей разности и схожести одновременно?
Мы снова переглядываемся с Алтынай под откровенный смешок Иосифа, затем отвечаю я:
— Мы оба чувствуем настроение людей и те страсти, которые их обуревают в конкретный момент. Вам знакомо понятие эмпатии?
— Благодарю, это многое объясняет, — церемонно кивает Иосиф. — Хотя, далеко не все эмпаты в этом несовершенном мире столь близки друг другу помыслами и устремлениями… как вы друг другу.
— Долг жизни. Долг крови. — Роняет Алтынай. — Это с моей стороны. Если не считать… — далее она не продолжает, многозначительно глядя на Иосифа. И выбивая какую-то барабанную дробь пальцами.
А у меня возникает ощущение, что сейчас они разговаривают между собой, не говоря ни слова.
— Это последнее, на что я бы подумал, — многозначительно хихикает Иосиф, глядя на Алтынай, как будто только что узнал что-то, недоступное мне. — Спасибо за исчерпывающую откровенность, ханум… Со своей стороны, вот ответная откровенность. На этом базаре действительно торгуют преимущественно дари и пашто. Ваша правда. Но это, если копнуть глубже, далеко не вся правда.
Затем Иосиф рисует какие-то значки:
— В одной лавке может работать несколько человек, потому считаем только хозяев, согласны?.. — он, подобно преподавателю на лекции у доски, окидывает нас взглядом и продолжает. — В конечном счёте, направления развития и политику определяют именно они… На первом месте числом пуштуны. Чтоб было вам понятнее… вы считаете в десятиричном или в двенадцатиричном счёте?
— Десятками, сотнями, тысячами, — коротко роняет Алтынай, следя за движениями мела старика по доске. — И в войске, и стада.
— А вы? — делает наивное лицо Иосиф, явно пытаясь собрать дополнительную информацию обо мне. Причём, исключительно из любви к искусству, а не из каких-то прагматичных соображений…
— И десятками считаю, и двенадцатиричный счёт знаю, и двоичное исчисление, — улыбаюсь в ответ, не отказывая себе в желании потроллить старика.
Видимо, общение с Алтынай плохо на меня влияет. Раз и я начинаю впадать в детство.
— Ещё — троичное исчисление, но оно бывает симметричное и несимметричное. Знаете такое? — отзеркаливаю наивное выражение лица, простодушно глядя ему в глаза.
— Гхм… тогда будем считать десятками и сотнями, — задумчиво погружается в себя на пару секунд Иосиф. Потом «выныривает» и продолжает. — Так вот… около пяти с половиной десятков торговцев из каждой сотни на этом базаре — пашто. Либо чистые пашто, либо пашто по отцу, что одно и то же…
Иосиф долго и подробно объясняет расклады, под моё зевание и под напряжённым вниманием Алтынай (старательно вникающей в его данные, но с непривычки напрягающейся).
Если опустить его подробные пояснения (рассчитанные на чуть иной контингент), то в сухом остатке получается: пятьдесят пять процентов торговцев на этом базаре — вообще-то пуштуны. Либо пуштуны по отцу, что одно и то же.