— Можешь пояснить насчёт наместника?
— У аксакалов есть тамга. Её нам дали от Великого Султана, когда предлагали откочевать сюда. Условия этой тамги нарушены. — Поясняет Алтынай. — Разобраться может только кто-то важный. Когда мы перебирались сюда, то был Наместник. Вот его наши должны попросить назначить суд Наместника.
— Какая ты не по годам умная, — улыбаюсь. — Для двенадцати лет.
— Мне тринадцать, — не соглашается она. — Я дочь хана. Бывшего… от младшей жены… В таких вещах разбираюсь. Интересы рода и правила их защиты — очень простая вещь. Если не лениться думать. — Заканчивает она под мой смех.
— Я от умиления, сестра! — поднимаю к плечам раскрытые ладони рук, не прекращая смеяться. — Просто для меня ты ещё ребёнок. А рассуждаешь очень мудро и по-взрослому.
— Я и есть взрослая, — хмурится Алтынай в ответ. — Малахай ловлю…
— С ног не падаешь. Помню. Тогда такой вопрос: я ещё чем-то могу помочь тебе? — Она задумчиво смотрит на меня, и я поясняю. — Мне надо идти дальше. Чем смог, помог. Причин, которые бы меня тут задерживали, я не вижу. Если вы дальше хорошо сами знаете что делать, я бы попрощался с тобой и направился дальше по своим делам.
— Ты же родич конырат, — сводит брови вместе Алтынай. — А конырат родня нам. Ты очень нам помог, а как же той?
Об обязательном празднике я, честно говоря, не подумал. И отказ от него тут сродни чему-то типа оскорбления: в данном случае, ничего не сделают, но зачем плодить обиды. К тому же, обстановка на данной местности здорово отличается по факту от того, к чему я потенциально был готов. Немного подумав, решаю задержаться и собрать дополнительно информацию. А может быть даже обзавестись чем-то типа документов…
— Прости. Не хотел доставлять вам неудобства. У вас сейчас и без меня забот по горло, — отвечаю после паузы. — А той это несколько вычеркнутых из жизни дней. Не хотел вас отвлекать.
— Ты точно не наш, — припечатывает Алтынай, серьёзно глядя на меня. — Видимо, твоя жена-конырат совсем плохо воспитывала тебя, Атарбай, мир ей на небесах.
— Гхм… вообще-то, там, где мы жили, считается, что муж должен воспитывать жену, а не наоборот. В том языке даже слово знаешь какое есть? Глава семьи, это о муже. Глава это голова, только короче, — пытаюсь объяснить на туркане кое-какие неместные реалии…
— Так считается и у нас. У нас муж тоже голова. — Покладисто кивает Алтынай, не по-детски глядя на меня. — Но жена — его шея. И голова будет видеть только то, что шея ей показывает. Это и есть воспитание друг друга в семье.
Я прыскаю от смеха, расплёскивая часть кумыса.
Который Алтынай, не меняя серьёзного выражения лица, мне подливает ещё.
Глава 5
— Слушай, а что будет вначале, той или суд наместника? — спрашиваю ещё через две пиалы кумыса и полторы лепёшки. — И в каком порядке оно обычно должно проходить? Что идёт первым?
— Как получится, — по-взрослому кивает Алтынай. — По-хорошему, ни того, ни другого пропускать нельзя. Но это же независимые одно от другого события. К тою в любом случае надо готовиться, сам должен понимать. А что до суда, то тут, видимо, всё сложно будет. Когда нам предложили, откочевать сюда согласились части трёх родов. Вместе образовали единое стойбище. Но потом часть мужчин уже отсюда забрали люди Султана на войну, куда-то на юг: мы обязаны, по требованию, выставлять раз в три года определённое количество конников. Другая часть мужчин приняла на себя большую часть голода зимой, в общем, мужчин у нас сейчас почти нет…
— А с теми, кто не так силён, как прежде, и Наместник может считаться не сильно. — Заканчиваю я за неё очевидное, под её согласный кивок и задумчивый взгляд. — А если недостаточно мужчин, значит, вы уже автоматически не так сильны.
Для себя делаю зарубку: оказывается, и тут ауксиларии вербуются из аборигенных племён, садящихся на коня раньше, чем начинают ходить. Ну, что-то такое было и там, только с племенами белуджи. Опять же, если ничего не путаю.
В принципе, знакомая схема, ещё по той истории. Видимо, люди действительно везде одинаковые.
— Слушай, а я ведь тебя даже не спросил, какого ты рода? — спохватываюсь от того, что моё упущение (по моей непривычке) тут может быть истолковано как отсутствие вежливости или даже как пренебрежение.
— Дулат, — улыбается Алтынай.
— Ты смотри, и правда почти родня, — удивляюсь, отламывая себе ещё лепёшки. — Рядом же кочевья… С конырат. Слушай, а ещё кто тут есть из наших? Какие еще два рода? Ты говорила, что всего три?