Кстати, в самом кумысе присутствует едва уловимый, почти не заметный для меня, но след алкоголя: что-то около пары градусов. Слабее пива намного, но, как и всякий алкоголь в крайне умеренных количествах, выступает в роли лекарства и тонизирующего средства.
Почему-то попутно мелькает мысль, что в том мире с ограничением количества употребляемого алкоголя в армии явно были проблемы… Как правило. Когда был алкоголь.
Вместе с тем, лично у меня многое из рассказов Алтынай вызывает если и не настороженность, то, как минимум, истовое желание прояснить кое-какие детали. Лично для себя.
Как у человека из другой обстановки, привыкшего сопоставлять гораздо большие массивы информации. В том числе по работе.
— Да, конечно, — чуть растерянно отвечает не ожидающая такого поворота Алтынай. — Конечно, спрашивай!
— Вот извини, если будет неприятно… ты, кстати, спрашивала, чем я занимался… После армии учился на врача. Ну, на целителя, — поясняю под вытянувшееся от удивления лицо Алтынай. — И целителю, как говорится, иногда приходится делать людям больно, ненадолго. Чтоб потом они могли жить долго и счастливо. Тем более, я никогда не кочевал, многое тут у вас лично мне в диковинку, могу чего-то и не понимать. И мне категорически не понятно вот что: как же так вышло, что все родственники законно избранного хана погибли? Причём, за достаточно короткий промежуток времени? И осталась только несовершеннолетняя дочь. Которая, кажется, по вашим обычаям, даже наследует имущество с очень большими оговорками?
— Я совершеннолетняя… — надувается было Алтынай, но продолжает отвечать, заметив, что я только улыбаюсь. — По наследству: всё, что было в семье, теперь моё. Но у нас же основное богатство — стада. А я одна пасти не в состоянии. Нужно, ещё несколько человек. До десятка. Потому в этом году вынуждена буду отдать одну двадцатую часть стад за выпас.
— А прирост у стада какой? — заинтересовываюсь помимо воли. — Если за полный год брать?
С другой стороны, экономику я тоже хотел бы учесть в анализе.
— М-да, — снисходительно смотрит на меня Алтынай. — И кто из нас ребёнок? Во-первых, год на год не приходится. Во-вторых. Если лошади, то в табуне в этом году будет хорошо если одна десятая роста. От того числа, что есть на сейчас и что пережило зиму. По баранам — где-то от трети до половины.
— Хм, всё равно в плюсах, — бормочу. — А как вы вчетвером куда-то стадо гнали? Если всего десяток нужен?
— Тут нужно объяснять. — Терпеливо вздыхает Алтынай. — Мы гнали не стадо. И не табун. Табуны вообще перемешаны, чтоб приплод от разных коней был лучше, и лошади каждой семьи рассыпаны по пастбищам в десятке мест. Если не больше. Что до баранов…
Ещё какое-то время вникаю в тонкости выпаса скота (что оказывается совсем не так просто. И пастух оказывается кто угодно, но только не дремучий дикарь).
После чего подхожу к следующему вопросу:
— А сколько у вас семей в одном коше?
— Опять же, смотря в каком. — Алтынай снова снисходительно улыбается. — Разница в несколько раз может быть. Я не знаю, что тебе ответить, потому что не понимаю вопроса: в таком виде, он для меня смысла не имеет.
— Хорошо. Зайдём с другой стороны, — усаживаюсь поудобнее. — Всё равно, как понимаю, спешить некуда?
— До заката далеко, — согласно кивает Алтынай.
— Давай тогда про этот кош для начала. Сколько в нём семей?
— Двадцать четыре, — уверенно отвечает Алтынай.
— А сколько человек в каждой семье? Было изначально, до голода?
— Я не знаю, как ответить. Давай перечислю все семьи по порядку? Если тебе это так важно?
— Важно. Перечисляй.
Через полчаса оказывается, что в одной семье от пяти (минимально) до четырнадцать человек, и это ещё не предел.
За семью считается муж с жёнами и детьми, плюс (редко) кто-то из родителей мужа или жён.
Чтоб не запутаться в подсчётах, мы вышли из юрты и устроились прямо на земле, расчистив от травы кусочек почвы и записывая на нём данные палочкой.
Попутно, оказалось, что письменных принадлежностей во всём коше нет ни у кого: слишком большая редкость. А о бумаге конкретно Алтынай вообще никогда не слышала — только пергамент из выделанных шкур. Но он так дорог, что переводить его в повседневных канцелярских целях, как черновик, всё равно что ересь.
Кстати, делать подсчёты на земле предложила она.
Когда я, под её диктовку, стал заносить в таблицу имена и цифры, она неодобрительно покачала головой и украдкой оглянулась по сторонам: