— Этот, — бабка мстительно ткнула пальцем в виновника, с явным удовольствием наблюдая за развитием событий.
— Положил его руку сюда, — как пустому месту, приказал полусотнику здоровяк, хлопая ладонью по облучку арбы и доставая из матерчатого чехла сапёрный тесак.
Хамза впервые не знал, что делать. Такой пустоты внизу живота ещё никогда в жизни ощущать не приходилось.
Ему, с высоты университетского образования, было ясно: с этим съехавшим мозгами недобитком мирно ни к чему прийти не получится.
Силовой вариант исключался просто потому, что… потому что их бы потом нашли! Нашли бы сослуживцы вот этого дурачка, включая их семьи, их родителей, их детей (у кого они были), а если понадобится — то даже братьев и сестёр. Эти… ветераны очень болезненно относились к собственным привилегиям, и это была не смазливая девка из какого-то там ханского рода.
Ветераны, нажив врагов во всех без исключения слоях общества, тщательно разбирались во всех «несчастных случаях» с сослуживцами, где бы те ни происходили. Тем более, здоровяк явно прибыл в отпуск, и если не явится обратно в свою сотню вовремя — город перевернут вверх дном уже специально посланные офицеры его же сотни.
Или офицеры батальона; может, даже командиру батальона захочется проехаться, развеяться.
А всем свидетелям рот не заткнёшь, вон весь центр города таращится… Тем более что сослуживцы сотника, расспрашивая всех подряд и расходясь спиралью от базара, будут совать собеседникам в руки монеты за каждую толику информации. Через час, как пить дать, будут знать не просто весь расклад, а даже и цвет туфлей Хамзы…
А это совсем другой уровень проблем. Хамза, искренне мечтающий о дворце у моря и видящий его во снах и в красках, к такому просто не был готов.
Насмерть пусть бьются эти идиоты из нищих. Выходцам из хороших семей путь по службе — максимум стража города. А лучше вообще, сбор налогов.
Если сейчас отдать руку подчинённого, о доме можно забыть. В страже этого не простят свои же.
Хамза лихорадочно искал выход.
— Тебя поторопить? — напомнил о себе здоровяк, перехватывая оружие так, что ствол его винтовки оказался направлен в сторону стражи. — Три. Два. Один…
Глава 26
Примечание.
«Матушка» — 100 % выдуманная русская стилизация. С реальным языком не имеет ничего общего.
В языке, на котором говорит ГГ, обращения к родне вообще, к знакомым и старшим (уважительно), и к матери в частности, очень строго регламентированы (конкретными лексемами).
Обезличенное обращение с этим корнем — прерогатива исключительно русского языка, без параллелей с реальностью.
В казахском языке никому, кроме родной матери, «анашым» не скажешь. Ну, по крайней мере, лично я такого даже представить не могу и никогда о таком не слышал.
Не знаю, с чем сравнить, чтоб было понятно…
_________
Полусотник в этот момент почему-то отстранённо подумал: вопреки образованию и местному служебному опыту, он даже не может точно определить, к какому народу принадлежит этот драный «борец за справедливость».
С одной стороны, именно сейчас он говорит на усреднённом подъязыке восточного туркана, примерно как в местах, где живёт эта девка.
С другой стороны, в лицах всех жителей той местности проглядывают почти всегда азиатские черты, коих в сотнике не было.
С ещё одной стороны, бабка, которую он именовал «матушкой», говорила точно так же, а внешностью и замашками похожа была вообще на женщину из пашто.
При этом (как городской стражник Хамза это мысленно отметил), улицу сотник называл своей. Стало быть, вырос он тут?
Видимо, они родом откуда-то из глухих мест северо-востока. Мало ли, кто был отец, и где и как воспитывалась эта бабка…
Хамза давно замечал: если думаешь, что хуже уже быть не может, всё как раз только начинает становиться хуже.
Более неподходящего времени, чтоб очнуться, девка придумать не могла.
— Помоги-ите, — слабо прозвучало с её стороны, как на зло, именно в этот самый момент.
Сотник, не отвлекаясь от стражи, мельком скользнул по ней взглядом.
И через секунду Хамза понял, что лучше б он отрубил подчинённому руку сам, минуту назад, и лично вручил её ветерану.