Припоминая местного старейшину, Ахтар с удовольствием хмыкает (видимо, между дедами есть что-то более давнее, чем видела в своей жизни окружающая их молодёжь).
— Ты согласишься с той мыслью, что иногда и целый народ можно рассматривать как одного человека? С присущими ему чертами характера, привычками и особенностями? — пытаюсь, как могу, донести суть понятия этнопсихология.
— Вполне, — добродушно соглашается пашто. — Особенно хорошо это видно в сравнении кочевников и оседлых. Но даже и среди кочевников, тоже уже проявляются свои различия. Например, мы, вы и белуджи. — Он сейчас явно приписывает меня к туркан, но я и не спорю. — Я понимаю, о чём ты. Хотя мне и удивительно видеть такую глубину мысли в человеке вдвое моложе.
— Это не мои мысли, это книги и учителя… Вот теперь давай сыграем в детскую игру. Угадай ответ на вопрос: какие качества, характерные именно для пашто, могут помочь строить отношения с другими народами? А какие только мешают? Порождая нескончаемые витки кровной мести, длящейся из века в век, и не несущей через много поколений ничего, кроме разрушения и боли.
— Это не детская игра. Это очень сложный вопрос. И не скажу, что я над ним никогда не думал. — Он сверяется с выражением моего лица и продолжает. — Первая часть вопроса задана лишь для того, чтоб я увлёкся этой игрой, да? И всерьёз сосредоточился на втором вопросе?
Удивлённо подняв брови, молча хлопаю в ладоши три раза.
— Вы часто недооцениваете стариков, — довольно щурится Актар. — А мы часто не раскрываемся полностью. Чтоб не портить себе веселья, наблюдая со стороны за вашими попытками извертеться на пупе, доказывая нам, что вода мокрая.
Следующие секунд пятнадцать неприлично громко ржём.
— Ты задал хороший вопрос. Важный не то что для всех пашто, а и для многих народов вокруг. — Продолжает он после паузы. — Но однозначного ответа на него может и не суметь найти. Ты согласен, что у торговца из алокозай или у скотовода из вазири этих общих черт может и не быть? — он искоса и покровительственно смотрит на меня. — Хотя и тот, и тот принадлежат к пашто.
— Вот удивишься, но нет. То, о чём хочу сказать я, будет общим именно что даже у торговца из алокозаев, и у скотовода из вазири. Или у людей, взятых произвольно из любых других каумов пашто.
— Теряюсь в догадках! — удивляется Актар. — И что это, по-твоему?
— Начну с самого очевидного. Неприятие любых чужеземцев в качестве власти. Особенно если они иноверцы. Случись чужая армия на землях пашто, а торговец-алокозай будет вовсю помогать скотоводу-вазири в борьбе. Согласен?
— Да, — чуть растягивает звуки Актар. — Согласен. Но ты опять назвал исключительный пример.
— Вообще-то, у меня в голове целый список таких качеств, — смеюсь. — Вот тебе второе: вы все очень остро реагируете на несправедливость. Если сталкиваетесь с тем, что считаете неправедным, и в ваших силах это изменить, вы моментально, вне зависимости от каума и хеля, загораетесь чуть не огнём отмщения. И можете не успокаиваться годами, пока не сочтёте свою миссию выполненной.
— Я тебе сходу назову массу народов, правда, на Западе… которые воюют десятилетиями, из поколения в поколение, для примера вот народ — у них ещё флаг с белым крестом на красном фоне. — Внешне невозмутимо парирует Актар.
— Удивлён, откуда ты слыхал про них, но то лишь наёмники. И ты сейчас делаешь вид, что не понимаешь. — Укоризненно трясу пальцем. — Эх-х. старина. А ведь ты принципиально не врёшь! До этого момента.
— Я и сейчас не соврал… — нахмуривается старик.
— …пытаясь уклониться от прямого вопроса, — улыбаюсь. — Есть разница. Я не знаю так много народов, которые бы могли поколениями воевать не за жалование, как те с белым крестом, упомянутые тобой. А подогреваемые исключительно жаждой восстановить справедливость, как они себе видят. За собственные средства. Скажем, вообще кроме вас таких народов не знаю…
— Что в этом плохого? — чуть помолчав, как будто нейтрально, спрашивает пуштун.
— Давай на твоём примере. Этот Нурислан — всего лишь инструмент. Не самый счастливый, не особо думающий о себе, просто выполняющий грязную работу слуга. Согласен?
— Да.
— Он уже давно смирился с тем, что почти ничего в жизни он не решает. Может только придумать, как получше исполнить приказанное. Но сам решений не принимает, — удерживаюсь от слов «генерировать идеи». — Согласен?