– Интересное предложение. – Явно издеваясь, сотник присел на край арбы. – Ты мне предлагаешь разменять на деньги то, что нормальный сын чувствует по отношению к родителям, да? У меня тогда вопрос. А ты своими родителями тоже торгуешь? Или решил, что это я вполне могу быть на такое способным?..
Хамза чуть скрипнул зубами.
Этот ветеран явно издевался. Используя момент на все сто, чтоб макнуть как можно глубже городскую стражу…
Куда макнуть, Хамза не стал додумывать.
Как и все служивые люди, он отлично представлял этот тип людей. Из низов, здоровый, неленивый, возможно даже неглупый, средний выходец из глубинки обычно шёл в армию. Там девять из десяти таких вот рекрутов не доживали даже до продления первого пятилетнего срока службы. Но зато тот десятый, что доживал, порой перешагивал на немыслимые ступени иерархической лестницы.
Султанат воевал много, охотно, по доброй половине периметра границ одновременно. Кроме того, военным часто приходилось замирять ещё и внутренние волнения взятых под себя народов, вот как этих пашто. "Барсы Султана", кстати, были одновременно и гвардейцами‑военными (на внешних границах), и дисциплинированными карателями (внутри страны).
На эти задачи, что примечательно, отправляли как раз таких, как этот сотник: крепких, добросовестных, видевших кровь и не впадавших в обморок от её вида хоть на себе, хоть на товарище, хоть на враге. Даже если врагом были тринадцатилетние мальчишки (как случилось недавно в одном из предместий Столицы, в одном этническом квартале).
Любя и уважая только свой дом и свою улицу, такие вот выходцы из низов без размышления выполняли любой приказ сверху, даже самый сумасбродный.
Взамен, они от Султана получали то, чего никогда бы при других обстоятельствах не получили бы. Во‑первых, власть даже над аристократами. Сейчас этот вот сотник, принадлежа к одному из «красных» батальонов, в этой провинции мог наплевать даже на Наместника. Вернее будет сказать, даже у Наместника не было власти над таким ветераном.
Подобные ветераны, возвращаясь после многолетнего отсутствия в родные места, постоянно становились головной болью для местной стражи.
Каждый такой вот тип, с отбитой в разных передрягах головой, подчинялся только своему внутреннему пониманию, что есть правильно в этом мире. Соответственно, сложившиеся отношения в обществе он игнорировал.
Никому из этих чёрт знает где шлявшихся годами молодчиков в голову не приходило: пока ты там, пусть даже по приказу Султана, резал детей (ну а куда без этого… мы люди взрослые, и в университете учили и не такое…), у тебя в городе совсем другие люди налаживали водоводы, строили канализации, возводили дома…
Естественно, за свои труды эти люди получили определённые блага.
За годы, у финансовых потоков в каждом городе образовывались и свои хозяева, и управляющие, и просто причастные люди (как городская стража).
Такие вот «сотники», ворвавшись в мирную жизнь, подобно боевому слону из Хинда, ставили под сомнение вертикаль сложившихся связей, не считая авторитетами никого, даже наместников (кроме таких же, как они сами, отбитых головой товарищей).
Естественно, у городской стражи всегда есть свои возможности приструнить такого вот дурачка, который, справедливости ради, в чине сотника, да в «красном» батальоне, денег имеет побольше Хамзы (включая все‑превсе источники денег полусотника городской стражи).
Такие вот вояки никогда и ничего не хотели решать мирно, признавая лишь диктат силы. А последние указы Султана, выводящие их из‑под юрисдикции местных властей, делали этих ненормальных ещё и безнаказанными.
Сам Хамза, размышляя на эту тему на досуге, наедине с собой думал: их лучше уничтожать. Вот как отвоюют своё, как только сделают всё, что нужно Престолу, так сразу …
Домой их лучше не пускать.
Ну кто им рад дома?! Вот, может, кроме такой старой клячи, которая является их матерью. И с распростёртыми объятиями примет даже такого вот выродка, целенаправленно унижающего целого полусотника городской стражи на виду у всего города!
Улица, кстати, была людной и находилась в середине города. И на представление, в которое стражники вляпались, отчасти, по своей вине (ну да, где‑то есть и наша вина… мысленно вздохнул Хамза), уже собирались смотреть все окрестные зеваки.
– Я сожалею о случившемся, – твёрдо сказал Хамза, не давая себя водить носом по дерьму, подобно нашкодившему котёнку. – Но кроме штрафа в пользу этой почтенной женщины, ни о чём ином речь идти не может.
– Сто‑о‑о‑ой – стой– стой, – поднял вверх одну ладонь ветеран (не отнимая второй от винтовки, машинально заметил Хамза). – Ты вообще кто будешь?!
– Полусотник городской Стражи… – Хамза добросовестно назвал имя, должность.
– Значит, не судья? – ласково улыбнулся здоровяк.
– Нет, – также твёрдо уронил полусотник, раздумывая, к чему этот вопрос.
– А чего же ты тогда определяешь степень вины и наказание? Ты вот МНЕ в глаза говоришь, о чём может идти речь в качестве наказания… я правильно тебя услышал? – здоровяк склонил голову, явно наслаждаясь вниманием окрестных жителей и просто прохожих, заполонивших окрестности (ещё бы, такое бесплатное представление…).
Тварь.
– А ты точно стражник, а не преступник?! В каком, говоришь, университете ты учился? – ветеран соскочил с арбы, издевательски наклонился к значку на груди Хамзы, фиглярски разглядывая его с разных сторон.
Под короткие смешки уже входящих в раж зрителей.
– Получается, ты сейчас себе присваиваешь вот тут, посреди улицы, – здоровяк повёл рукой вокруг, – ещё и функции суда?! Я ничего не упускаю?!
Хамза повторно заскрипел зубами.
Понятно, что по букве закона этот козёл был прав. Более того: если говорить о Законе, то даже этот случай действительно надлежало разбирать в суде.
Равно как никто кроме судьи и суда, не мог (формально) налагать наказание.
Кроме Султана. И членов его семьи, обличённых властью, как вот эта девка.
Наместник, кстати, в этом ряду от Хамзы ничем не отличался, так как по закону также не имел права подменять собой суд.
Но эти дурацкие законы были прописаны д е к л а р а т и в н о, только для того, чтоб чернь не бунтовала. Исполнять их в полной мере никто и никогда не собирался. Ну, по крайней мере, никто из тех, у кого была сила. Например, наместники, стража… сам полусотник.
А этот здоровенный дурак, не сгинувший по попущению Аллаха в своих многочисленных войнах, искренне пытался сказать, что стража должна сама себя сейчас отвести в суд. Формально, так‑то оно и должно быть… Но только…
– Матушка, какая из рук ударила тебя? – спокойным и отстранённым тоном ветеран спросил старуху, не выпуская из виду стражу.
– Этот, – бабка мстительно ткнула пальцем в виновника, с явным удовольствием наблюдая за развитием событий.
– Положил его руку сюда, – как пустому месту, приказал полусотнику здоровяк, хлопая ладонью по облучку арбы и доставая из матерчатого чехла сапёрный тесак.
Хамза впервые не знал, что делать. Такой пустоты внизу живота ещё никогда в жизни ощущать не приходилось.
Ему, с высоты университетского образования, было ясно: с этим съехавшим мозгами недобитком мирно ни к чему прийти не получится.
Силовой вариант исключался просто потому, что… потому что их бы потом нашли! Нашли бы сослуживцы вот этого дурачка, включая их семьи, их родителей, их детей (у кого они были), а если понадобится – то даже братьев и сестёр. Эти… ветераны очень болезненно относились к собственным привилегиям, и это была не смазливая девка из какого‑то там ханского рода.