Применительно к Вальтеру, через какое‑то время, после моих вопросов к нему, мы имеем почти полный расклад по местным «группировкам» (три раза «ха»). Если правильно задавать вопросы, а ответы заносить в таблицу, оказывается, он на восемьдесят процентов уже составил в голове личное представление о местных реалиях.
Мы предварительно составили список угроз в свой адрес на этой территории и перешли к количественной оценке каждой из них (следующим шагом должен был стать подбор методов нейтрализации). Когда к нам с боевым видом вошла Алтынай, сопровождаемая Разиёй, и с порога бухнула в мою сторону:
– Ты на мне женишься?
Я готов дать что угодно на отсечение, что туркана Вальтер не знает. Но он по каким‑то только ему ведомым признакам влёт считывает ситуацию и, попирая местные правила приличия, под руку увлекает Разию наружу. Пытаясь что‑то ей сказать на языке Пророка (на котором они оба говорят более чем посредственно).
– Неожиданно, – тру затылок, не сразу переключаясь на новый вопрос. – А ты уверена, что сейчас подходящее время для таких разговоров?
– Бабушка говорила, что дети всегда родятся невовремя, – странно отвечает Алтынай и требовательно смотрит на меня.
– Я тебя не оставлю до тех пор, пока ты не повзрослеешь до самостоятельности. Под последним я имею ввиду своё представление об этом, а не твоё. Основанное на ловле малахая. – Говорю твёрдо и серьёзно, беря её за руки. – Ты ещё не женщина, а маленькая девочка. По крайней мере, для меня. Давай ты чуть вырастешь? И мы обязательно вернёмся к этому разговору.
– Это я только для тебя маленькая, – сердится Алтынай. – И давай, как ты сам говоришь, всё оценивать в цифрах. Сколько времени должно пройти, чтоб ты счёл, что я выросла?
– Года два, – пожимаю плечами. – Хотя бы.
– Это очень долго, – безапелляционно отрезает она. – Есть какие‑либо способы сокращения этого срока? За два года можно уже двоих детей родить. А то и больше, если Аллах двойню пошлёт.
– Знаешь, а от тебя тоже многое зависит, – смеюсь в ответ. – Ты моложе меня, кое‑чего могла просто не видеть ещё. Но бывает же, что отличная женщина и жена со временем превращается в злобную фурию? Которой супруг уже и не рад. Откуда же я знаю, какой именно ты будешь расти?
– Я буду хорошей женой, – назидательно поднимает палец Алтынай. – Есть ли сейчас что‑то, что тебе во мне не нравится или хотелось бы изменить?
– Какая настойчивость, – неприкрыто веселюсь. – Нет. Мне в тебе всё нравится. Недопустимым является только возраст. Во всём остальном, мне с тобой спокойно, интересно, приятно и комфортно. Комфорт – в данном случае что‑то типа ощущения покоя и желания оставить всё без изменений. Одновременно.
– Это и есть любовь, – всё так же безапелляционно подводит итоги Алтынай.
Глава 23
– «Невежество рождает необычайную смелость в суждениях», – продолжаю смеяться.
Алтынай своим серьёзным видом и детской безапелляционностью вырвала меня из сонма размышлений и отвлекла от планирования. Впрочем, с высоты лет, скажу, что её бабушка была права: матримониальные вопросы в жизни почему‑то всегда возникают невовремя.
– Это чья фраза? Кто сказал? – моментально вцепляется в новую формулировку Алтынай.
– Да кто‑то из иерархов в землях Вальтера, – я действительно не помню, чья это фраза. – Не суть. Главное, что маленькая девочка учит взрослого мужчину жизни и правилам заключения браков. При том, что мужчина уже бывал женат.
– Не смейся! Возможно, если ты сейчас не готов, то тогда был готов ещё меньше. – Она пронзительно сверлит меня взглядом.
А я ненадолго задумываюсь о перипетиях бытия.
Я где‑то согласен с тем утверждением, что браки заключаются на небесах. Только вот с возрастом, как в том оскароносном фильме старой Империи там , все недостатки каждого человека сходу становятся видны. Оттого в пучину чувств, по достижении какого‑то опыта, погружаешься крайне неохотно (чтоб сказать мягко).
Так‑то, лично у меня этот вопрос вообще не стоит, по целому ряду объективных и субъективных причин. Но и наше с Алтынай совместное проживание, в течение всего последнего времени, тоже сложно назвать обыденностью лично для меня. Если мыслить категориями информационного века, то эмоциональные связи с ней у меня не то что образовались, а вообще окрепли больше, чем с чем‑либо в этом мире ещё. Почти что.
– Ладно. Давай зайдём, как ты говоришь, с другой стороны, – продолжает прессинг Алтынай, перебирая наши с Вальтером листки и оценивая вид письма. – Это потом сожги, не вынося из шатра, – попутно замечает она. – Сейчас задам три вопроса. Ответишь?
– Когда я тебе хоть на какой‑то твой вопрос не отвечал? – парирую в стиле Иосифа.
– Хорошо. Тогда первый вопрос. К чему ты стремишься в жизни? У тебя есть мечта либо цель? Из того разряда, что ты называешь стратегическими? – она как‑то не по‑детски пытливо смотрит мне прямо в глаза.
– Ничего себе вопросы на ночь глядя, ещё и от маленькой девочки, – рефлекторно ёжусь от собственных ассоциаций. – Я бы разделил твой вопрос на два. Если для ума, то у меня есть достаточно экзотическая магическая специальность, в которой я бы хотел чего‑то достичь. Но этими тренировками я периодически занимаюсь на досуге; и где‑то даже прогрессирую.
– Судя по тому, что ты всё ещё жив после стольких магов, там нет проблем, – соглашается она. – Даже не касаюсь вопроса, откуда у тебя вещи «Барсов Султана»… Что со второй частью вопроса?
– Вторая часть – это для сердца. Знаешь, тут мне нечего сказать. Пока просто не думал.
– Значит, нет у тебя мечты для сердца, – безжалостно отрезает Алтынай, не задумываясь ни на мгновение. – Тогда закономерен следующий вопрос. А как тебе живётся без мечты? И ты бы не хотел сменить ежедневную рутину на крылья за спиной?
– Ты ещё скажи, что знаешь, как это сделать, – недоверчиво отстраняюсь, поскольку она подаётся вперёд и прямо‑таки сверлит меня взглядом.
Вызывая одновременно смешные мысли и разные интересные ассоциации.
– Знаю, – не спорит она. – Но сейчас очередь третьего вопроса. Ты мне доверяешь?
– Да.
– Насколько?
– Полностью и безоговорочно.
– Отлично. На пока достаточно, – удовлетворённо выпрямляется она. – Давай просто жить дальше.
– И что это только что было? – недоумеваю через минуту взаимного молчания.
– Не важно, – улыбается она. – Я услышала, что хотела, а Разия умная… А если что‑то интересно уже тебе, то спрашивай ты. Я тебе тоже целиком и полностью доверяю. – Она хлопает меня ладонью по плечу.
– Откуда в тебе эта дурацкая мысль о скорой женитьбе на ровном месте? – бормочу в сердцах. – Как говорится, а всё так хорошо начиналось. – Вспомнив старый анекдот, расцветаю от улыбки сам с собой.
– Это естественная мысль для каждой взрослой женщины, – хмурится Алтынай. – И то, что ты меня где‑то не воспринимаешь, как надо, не отменяет моих собственных мыслей, ощущений и чувств.
Она зачем‑то упирается своим лбом в мой и застывает на полминуты в этом положении. Согревая оба лба одновременно.
– Ладно. – Отмирает она в итоге, встряхиваясь. – Вы когда Латифа допрашивать будете, меня позовёте?
– Без вопросов, – удивляюсь в который раз за эти несколько минут, теперь уже – неожиданной смене темы. – А с чего интерес?
– Мне надо задать кое‑какие вопросы, которые Селим с Хамидом просили ему переадресовать, – отмахивается Алтынай. – Там по отчётности, что он кому рассказывал, и по их пенсиям. Если он знает. Тебе не интересно.
– А я про него и забыл уже за всеми делами, – хлопаю себя по лбу. – Видимо, старость…
– Я же говорю – жениться пора, – хихикает Алтынай. – А женой я буду хорошей, правда. Только вот Ханом тебя сделать не смогу, это наши заморочки.
– Да мне и не надо. У меня свой Путь, как говорил один мэтр в Столице Империи.
А дальше Алтынай совсем не по‑местному подхватывает меня под руку (видимо, насмотревшись у Вальтера) и выволакивает из шатра, искать остальных.