– Ну да, – она заглядывает мне через плечо и разглядывает железо. – Я хоть и не опасалась особо, но и спокойной себя не чувствовала.
– С Актаром вообще не следует ожидать каких‑либо проблем, – делюсь мыслями. – Никогда. Их и не было. Не смотря на вспыльчивый характер, он никогда не принимает судьбоносных решений сгоряча. Если бы к разуму каждого пашто было так же легко достучаться, как и к Актару, жизнь в этом мире была бы намного проще.
– Это да, – покладисто соглашается Алтынай, принимая у меня часть кожаной «сбруи», которая ничего не весит, но занимает солидный объём. – Значит, всё в порядке?
– Более или менее. Мне кажется, ещё какие‑то трения могут быть. Но в целом, он разумен и нам друг. Тем более после того, как я объяснил ему всю подоплёку своего решения.
– А что там было такого, о чём не знаю я? – удивляется Алтынай, видимо, по привычке «считав» какие‑то мои эмоции. – Ты мне опять чего‑то недорассказал?!
– Да не то чтоб умолчал, – смеюсь. – Просто, по мне, оно на поверхности лежит. А раз ты всё‑таки сомневалась в результатах нашей с ним беседы, значит, ты всех деталей не поняла. Ну смотри. По Пашто‑Валлай что делают за оскорбление женщины своего рода?
– Смерть? – задумчиво сводит брови она.
– Точно. Причём, и это важно, можно наказывать как самого обидчика, так и любого старшего в его роду мужчину. Теперь представь, что я вышвырнул бы того дурачка из лагеря, – указываю ей глазами направление движения (руки заняты) и мы небыстро шагаем в другой конец долины. – Допустим, мы с тобой вообще никак не отреагировали на оскорбления. Допустим, он доезжает домой после всего, живой и здоровый. А уже дома Актару от других пашто становится известно, что дурак оскорблял не только тебя, а и Разию. Причём в таких словах, что спускать этого нельзя. Или Разия и в роду Актара будет себя чувствовать чужой и ущербной. Что будет делать Актар?
– Резня между родами, – моментально схватывает Алтынай, ранее, видимо, просто не думавшая в этом направлении. – Причём, учитывая горячность пашто, там всё будет долго, кроваво и тяжело.
– Вот именно. А нам с тобой нужна эта замятня в стане союзников на фоне наших планов? Особенно когда по приезде Совет Города будет делить новое оружие?
– Ты умный, всегда говорила, – после паузы уважительно кивает Алтынай и, воровато оглянувшись по сторонам, щипает меня сзади за деликатную часть тела. – А о нас с тобой вы с Актаром точно не говорили?
– Вы с ним что, сговорились? – проигнорировав щипок, хмурюсь после последних слов.
Она в ответ только хихикает, отпрыгивая на шаг, когда я пытаюсь схватить её одной рукой.
– Я почему‑то думал, что наши с тобой дела – только наши, – добавляю нот укоризны в голос.
– Пф‑ф, да не говорила я ему ничего! – фыркает Алтынай, снова приближаясь и явно примериваясь ко мне сзади. – Он просто с чего‑то вдруг проникся заботой и беспокойством. Задавал вопросы, смотрел в глаза и не дожидался ответов.
– М‑да. У вас ведь не то что не соврёшь, а даже и не промолчишь, – хмыкаю. – Все тебя насквозь видят.
– Не все, только вожди и старейшины, – серьёзно отвечает Алтынай, оставляя мою спину и то, что ниже, в покое. – Но да. В такой ситуации, молчать бессмысленно. Всё равно же всё видно.
– Говорил он и о тебе. – Не считаю нужным что‑либо скрывать. – Укорял, если кратко.
– О, значит, он на моей стороне! – Алтынай в какую‑то секунду возвращает себе весёлое возбуждение и принимается вприпрыжку чуть не пританцовывать вокруг меня.
– Э‑э‑э, вот это было обидно и несправедливо! А я на чьей стороне?! – пока я раздумываю, возмущаться ли дальше или промолчать, меня щипают сзади ещё раз.
– Ну, в вопросах нашего совместного будущего ты мне не сказал ничего однозначного, – явно подначивает меня она.
– Слушай, ну а представь, что ты вырастешь – и за пару лет растеряешь красоту? – решаю не оставаться в долгу. – Допустим, пообещаю я тебе что‑то сейчас. Проходит два‑три года, и ты становишься непривлекательной, грузной, неинтересной и вообще… утрачиваешь своё очарование. А обещание мною дано; и что делать дальше?
– Ты находишь меня очаровательной? – деловито уточняет она, догоняя меня и явно погружаясь в какие‑то мысли.
– Несомненно. Ты же видишь, правду ли говорю.
– И если останусь такой же, то привлекательности в твоих глазах не потеряю? – она всё так же убийственно серьёзна и погружена в себя.
– Нисколько. Скорее наоборот: взрослые женщины привлекают меня гораздо больше маленьких девочек, – не могу сдержать улыбки. – А если ты останешься такой же очаровательной, но ещё и подрастёшь, то затмишь даже солнце на небе. В моих глазах точно, – добавляю.
– И дался тебе этот возраст, – чертыхается она, вставляя затем ещё пару слов. – С чего такие дурацкие предрассудки…
В этом месте я не выдерживаю и перестаю сдерживать ржание, а она через мгновение присоединяется ко мне.
Мы почти доходим до места складирования всей снаряги, когда из пространства между шатров выныривает бледный Актар и выпаливает свистящим шёпотом:
– Где ходите?! У нас беда!
Буквально через удар сердца из другого прохода появляется один из ближников Алтынай:
– У нас… – тут он замечает Актара и осекается, добавляя. – Необходимо срочное разбирательство. Ханшайым, велите никого не выпускать из лагеря.
Я, конечно, не Алтынай, но тоже кое‑что чувствую и вижу. Поглядев пару секунд на Актара, затем на степняка, сбрасываю груз с плеча, следом летит кожаная «сбруя» из рук Алтынай.
Переглянувшись с «сестрой», опускаю веки и под руки увлекаю и Актара, и сотника туркан в ханский шатёр:
– Давайте наедине. И не шарахайтесь друг от друга при всём лагере, пока ничего не ясно.
– Выполняй, – коротко роняет Алтынай в ответ на вопросительный взгляд своего человека, с сомнением косящегося на свой локоть (прихваченный моей рукой).
Глава 32
– Что случилось? – спрашиваем синхронно с Алтынай уже в шатре, переводя взгляд с сотника на Актара.
– Пропал один из наших сразу после того, как отошёл в пуштунскую часть лагеря, – коротко докладывает человек Алтынай. – Ушёл договориться о порядке прохождения конных часовых на дальних подступах, после чего не вернулся. Пашто говорят, от них ушёл обратно.
– Мы ничего ему не делали, – торопится выпалить Актар. – Я уже проверил. Он действительно был у нас, обо всём договорились. Решали, что ночные смены сейчас ваши, так как ваши кони на открытом пространстве чуют лучше. Между собой люди не ссорились, не враждовали. Кроме того, я сам переговорил с каждым из наших, – старик многозначительно опускает веки, намекая на то, что соврать ему не получится. – А ещё у нас тоже человек пропал. Пошёл за вашим вдогонку, что‑то переспросить. Обратно не вернулся.
– Давайте честно. До пропавшего пуштуна нам дела нет, тем более что исчез он в очень интересный момент. Кони, кстати, все на месте… Нашего человека скорее всего уже нет в живых, – после паузы роняет сотник Алтынай. – Ну или куда бы он делся? Средь бела дня, внутри лагеря. Мы не обвиняем пашто, но у всего должно быть своё объяснение. И его нужно найти, потому что в противном случае… – он недоговаривает, но всё понятно и так.
Распри между народами могут вспыхнуть с новой силой и в любой момент.
– Я не знаю, как доказать, что мы ни при чём, – упрямо бычится Актар. – Если бы Разия была вашей , она могла бы прочесть каждого из нашего отряда, во всех подробностях. В вашу пользу. Но поскольку она – персиянка, ближе к нам, и вообще принята в мой род, то и насчёт её слов у туркан могут возникнуть подозрения на ровном месте. Даже если она будет говорит чистую правду, вы ей всё равно можете не поверить.
– Во‑первых, опросить каждого из твоих людей могу и я сама, – начинает рассуждать вслух Алтынай, напоминая о встроенном «детекторе лжи» почти у каждого вождя здесь. – Во‑вторых, есть мнение, что доказывать надо вину, а не невиновность. – Она при этом весело смотрит на меня, несмотря на остроту момента.
Ну да. Мы с ней это обсуждали. Презумпция невиновности как‑то слёту и моментально осела ей в мозги, уж не знаю, по каким соображениям.