Как у человека из другой обстановки, привыкшего сопоставлять гораздо бо льшие массивы информации. В том числе по работе.
– Да, конечно, – чуть растерянно отвечает не ожидающая такого поворота Алтынай. – Конечно, спрашивай!
– Вот извини, если будет неприятно… ты, кстати, спрашивала, чем я занимался… После армии учился на врача. Ну, на целителя, – поясняю под вытянувшееся от удивления лицо Алтынай. – И целителю, как говорится, иногда приходится делать людям больно, ненадолго. Чтоб потом они могли жить долго и счастливо. Тем более, я никогда не кочевал, многое тут у вас лично мне в диковинку, могу чего‑то и не понимать. И мне категорически не понятно вот что: как же так вышло, что все родственники законно избранного хана погибли? Причём, за достаточно короткий промежуток времени? И осталась только несовершеннолетняя дочь. Которая, кажется, по вашим обычаям, даже наследует имущество с очень большими оговорками?
– Я совершеннолетняя… – надувается было Алтынай, но продолжает отвечать, заметив, что я только улыбаюсь. – По наследству: всё, что было в семье, теперь моё. Но у нас же основное богатство – стада . А я одна пасти не в состоянии. Нужно, ещё несколько человек. До десятка. Потому в этом году вынуждена буду отдать одну двадцатую часть стад за выпас.
– А прирост у стада какой? – заинтересовываюсь помимо воли. – Если за полный год брать?
С другой стороны, экономику я тоже хотел бы учесть в анализе.
– М‑да, – снисходительно смотрит на меня Алтынай. – И кто из нас ребёнок? Во‑первых, год на год не приходится. Во‑вторых. Если лошади, то в табуне в этом году будет хорошо если одна десятая роста. От того числа, что есть на сейчас и что пережило зиму. По баранам – где‑то от трети до половины.
– Хм, всё равно в плюсах, – бормочу. – А как вы вчетвером куда‑то стадо гнали? Если всего десяток нужен?
– Тут нужно объяснять. – Терпеливо вздыхает Алтынай. – Мы гнали не стадо. И не табун. Табуны вообще перемешаны, чтоб приплод от разных коней был лучше, и лошади каждой семьи рассыпаны по пастбищам в десятке мест. Если не больше. Что до баранов…
Ещё какое‑то время вникаю в тонкости выпаса скота (что оказывается совсем не так просто. И пастух оказывается кто угодно, но только не дремучий дикарь).
После чего подхожу к следующему вопросу:
– А сколько у вас семей в одном коше?
– Опять же, смотря в каком. – Алтынай снова снисходительно улыбается. – Разница в несколько раз может быть. Я не знаю, что тебе ответить, потому что не понимаю вопроса: в таком виде, он для меня смысла не имеет.
– Хорошо. Зайдём с другой стороны, – усаживаюсь поудобнее. – Всё равно, как понимаю, спешить некуда?
– До заката далеко, – согласно кивает Алтынай.
– Давай тогда про этот кош для начала. Сколько в нём семей?
– Двадцать четыре, – уверенно отвечает Алтынай.
– А сколько человек в каждой семье? Было изначально, до голода?
– Я не знаю, как ответить. Давай перечислю все семьи по порядку? Если тебе это так важно?
– Важно. Перечисляй.
Через полчаса оказывается, что в одной семье от пяти (минимально) до четырнадцать человек, и это ещё не предел.
За семью считается муж с жёнами и детьми, плюс (редко) кто‑то из родителей мужа или жён.
Чтоб не запутаться в подсчётах, мы вышли из юрты и устроились прямо на земле, расчистив от травы кусочек почвы и записывая на нём данные палочкой.
Попутно, оказалось, что письменных принадлежностей во всём коше нет ни у кого: слишком большая редкость. А о бумаге конкретно Алтынай вообще никогда не слышала – только пергамент из выделанных шкур. Но он так дорог, что переводить его в повседневных канцелярских целях, как черновик, всё равно что ересь.
Кстати, делать подсчёты на земле предложила она.
Когда я, под её диктовку, стал заносить в таблицу имена и цифры, она неодобрительно покачала головой и украдкой оглянулась по сторонам:
– Только ты больше никому эту свою запись не показывай…
И до меня дошло, как до того Штирлица из анекдота: система записи алфавитом и цифрами, использовавшаяся и в Киженцовском погранотряде, и в Первом Магическом Колледже, да и в целом по Империи, хоть и отличалась от местности к местности между собой иногда, но категорически не походила на местный алфавит и на то, что у них там вместо цифр.
– Понял, потом сотру, – покладисто кивнул я. – А ты как запишешь всё то же самое? Можешь оказать?
Вместо ответа Алтынай подобрала с земли свой обломок щепки и начала споро заполнять левую (!) половину расчищенного кусочка почвы чем‑то, похожим на арабскую вязь. Лично я не понял из её письма почти ничего, поскольку сами символы очень отличались от арабского (и персидского) алфавита, использовавшихся нашими пуштунами и тюрками в Средние Века там, у нас .
– Так ты тоже грамотная? – удивляюсь. Честно говоря, я ожидал увидеть пиктограммы либо руны. В лучшем случае. – Только пишешь иначе?
– Конечно. Я же ханская дочь…
__________
– Получается, одна юрта – это в среднем до десяти человек? – Заканчиваю подсчёт на своей правой половине импровизированной «доски» по получении всей информации.
– Да, было примерно так, – задумчиво покусывает кончик своей щепки Алтынай, переводя взгляд со своей таблички на мою. И явно пытаясь уловить закономерности моего письма.
– Слушай, научишь меня своей письменности? – некстати загораюсь попутной одной идеей. Тем более, мне тут, судя по всему, придётся провести довольно значительное время.
Хоть и не без пользы.
– Научу, если хочешь, – чуть удивлённо поднимает бровь Алтынай. – Если тебе не лень тратить время на это бесполезное для воина занятие.
– У нас с тобой разное понимание полезных умений воинов, сестра, – смеюсь. – И я быстро выучусь, не переживай.
– Я занималась с младшей сестрой, – вздыхает Алтынай. – Она за месяц выучила только половину первичных знаков письма.
Видимо, имеются в виду буквы.
– Я знаю четыре вида письменности, – улыбаюсь. – И две системы счёта. Я научусь быстрее твоей сестры. Но давай продолжим… Сколько людей в среднем осталось в каждой семье сейчас?
– Опять тот же вопрос, – вздыхает Алтынай
– Это не весь вопрос, – чешу нос. – Мне ещё нужно знать, сколько мужчин? Женщин? Сколько умерло в среднем в семье?..
– Ну давай опять считать, – поворачивает вверх ладони Алтынай. – Давай опять писать в таблицы?
– По именам. Давай каждую семью по порядку…
__________
… – А ведь я даже не заметила. – Алтынай серьёзно смотрит на свою половину таблицы, видимо, по‑новому оценивая то, что получилось. – Получается, полностью пострадала только семья законного хана. Мы…
– А вот эти семьи кто? – указываю пальцем на клеточки, в которых обозначены семьи, потерявшие больше всего мужчин.
– А это наши друзья и товарищи отца, с детства, – так же серьёзно и задумчиво продолжает смотреть на результаты подсчётов Алтынай. – Теперь всё представляется совсем иным, – она грустно и твёрдо прикусывает губу. – Я почему‑то сама не додумалась. Взглянуть на события таким образом.
– Ты ещё маленькая, сестра. И у вас нет леса… – Мне уже понятна общая канва событий, но не ясны мотивы.
Потому что не ясны фигуранты, их цели и задачи.
– А при чём тут лес? – оживляется Алтынай.
– М‑м‑м… На далёком севере, в Полесье, говорят: за деревьями часто можно леса не увидеть.
– И что это значит? Я понимаю, что это какое‑то иносказание. Но суть от меня ускользает. – Алтынай требовательно упирает палец мне в грудь. – Поясни!
– Тут несколько вариантов смысла, – смеюсь. – Но в данном случае уместен такой: череда вполне естественных событий, происходящих одно за другим, и на первый взгляд не связанных между собой, на самом деле увязана общей цепочкой замысла. Кого‑то, кто это всё при думал и осуществил.
Не знаю, как точнее передать на этом языке значение слова «СПЛАНИРОВАЛ» и «ЕДИНАЯ СИСТЕМА СОБЫТИЙ».
– Слушай, а кто выигрывает от смерти хана и ослабления его друзей? – продолжаю выяснять неизвестные мне детали. – Тут же не так много людей, чтоб из‑за власти над маленькой группой устраивать такое? – веду рукой вокруг себя.
– У нас же не одно это стойбище. Всего таких около полусотни. Наше просто главное.