Я ожидал этого, по целому ряду причин, потому имею что сказать в ответ:
– Из‑за своего незнания, люди очень часто не делают различий между тем, чего они не могут сделать, и тем, чего они не хотят делать , сестра. Ещё чаще они второе принимают за первое только потому, что не знают, как это делается. Человек вообще, и его мозг в частности очень энергозависимая система. Вот не знаю, как тебе это объяснить, пока просто запоминай и постарайся уловить концепцию… потом пройдёмся по деталям, если что… И человек всегда движется по пути наименьшего сопротивления, то есть, по пути сохранения энергии; это от природы так.
– Пока, кажется, понимаю, – кивает Алтынай, явно напрягаясь для понимания. – А можно пример? И уточни, если возможно, что есть энергия?
– Энергия – это много чего, сестра. Но в данном случае давай считать, что энергия – это способность совершать работу. А вот пример. Если на выращивание куска мяса – простой овцы – у тебя уйдёт три часа усилий в совокупности…
– … Потому что баран сам родится, сам себя вырастит и выпасет; за ним не надо ни вскапывать, ни ухаживать особо, ни рыхлить, ни поливать… – задумчиво подхватывает Алтынай.
– Точно. То на то же количество свеклы, тебе придётся достаточно серьёзно работать три месяца… Вот подсознание не даст никому заниматься свеклой, если есть такая альтернатива, как баран. С которым можно особо не напрягаться, в сравнении со свеклой. И если у человека есть выбор: работать или не работать.
– Конечно. – Уверенно соглашается Алтынай. – Для этого, говорят, раньше у других народов рабы и были. Кстати, у оседлых! Вот именно чтоб работали так, как ты сказал! Раб работает, даже когда не хочет.
– Но у тебя сейчас не стоит вопрос, чего вы хотите или не хотите. У вас сейчас стоит вопрос выживания вашего рода. На новой территории. И кстати. Конкретно эти земли отличаются от тех, северных, на которых дулат и конырат кочевали раньше вместе, наличием воды для полива, это раз. Вон хоть и эту реку взять, – киваю вниз где между холмами река и течёт.
– Есть ещё что‑то второе?
– Да. Ещё тут более длинный тёплый сезон. Здесь, насколько я вижу, можно выращивать два урожая в год. В общем, в отличие от ваших бывших северных территорий, здесь что‑то выращивать можно . Просто твоему народу не хватает ни знаний, ни умений, ни желания. Учиться и делать. Это я тебе как старший говорю.
Алтынай задумывается, и на некоторое время мы замолкаем.
– Вождю нужно очень много сил и желания, чтоб заставить народ учиться делать то, чего народ раньше делать не умел. – Говорю после паузы. – Плюс, просто научиться будет мало. Нужно ещё как‑то заставить людей регулярно делать более тяжёлую работу, которую они раньше не делали и делать не умели.
– Для того и существуют тамга и хан, – автоматически кивает Алтынай, нахмурив брови.
– Моих сил целителя не хватит, чтоб показать тебе возможности за три дня больше, чем на паре кустов. Но я предлагаю: давай я вначале покажу тебе, что и как можно было бы сделать? А ты потом скажешь мне: что мы делаем дальше. И делаем ли что‑то вообще?..
__________
Кочевое стойбище у отрогов гор.
Кочевники уже не обращают внимание на высокого лысого азара, третий день сидящего на краю стойбища (откуда, кстати, почему‑то почти не отходит и Алтынай, дочь Хана).
Азара зачем‑то расчистил от травы квадрат земли пятнадцать на пятнадцать шагов, затем тщательно разрыхлил землю, потом натаскал несколько бурдюков воды в этот квадрат и разложил их на земле в странном порядке.
Одна из старух, Раушан (с которой этот странный азара периодически общается), из любопытства спросила его: зачем ему старые бурдюки на земле?
На что он непонятно ответил:
– Как раз потому и старые, чтоб было не жалко. Вернуть их не смогу.
– Да и ладно, шут с ними, – отмахнулась старуха. – Всё равно их надо было менять и выбрасывать… А на земле зачем разложил? Или тайна какая?
– Да не тайна, просто вы не поймёте. – Без особого пиетета ответил азара, хотя и сохраняя в голосе вежливость, приличествующую при общении со старшими. – Капельное орошение. Но я Алтынай всё покажу и объясню. Ей я хоть знаю, как объяснить, – извиняющимся тоном добавил он.
Впрочем, ел чужак мало, причём от мяса категорически отказывался со словами:
– Спасибо, мяса я недавно переел. Какое‑то время не буду.
В работах, где мог, помогал. Ну, насколько может помочь кочевникам человек, не умеющий даже держаться на коне верхом. Справедливости ради, с переноской тяжестей, если таковая случалась, он справлялся отлично. И на том спасибо.
Услышав в ответе имя дочери хана, Раушан сразу утратила интерес к чужаку, поскольку Алтынай славилась непонятной любовью к писаному слову (остальным людям в стойбище совсем не понятному).
Ну и пусть их. Как говорится, два книжных червя нашли друг друга. Вреда никакого, с тяжестями помогает, мяса не ест.
Не самый худший гость, если разобраться. Можно даже сказать, идеальный гость: в стычке с пашто помог. Да ещё как помог…
(В указанном пленным пашто месте, своё стадо таки обнаружили. И теперь два десятка молодых джигитов незаметно караулят то место, дожидаясь обличённых властью людей Наместника. Либо, иншалла, может даже и его самого. Согласно тамги, Наместник бы должен пожаловать сам… Правда, встречать его некому: Хан где‑то сгинул)
С тяжестями азара каждый раз помогает, да. Воды за раз приносит столько же, сколько хороший аргамак (да и аргамак‑то не всякий).
Сам азара, конечно, местами смешной, но от тяжёлой работы (драить большие казаны) тоже не отказывается.
В случае каких‑то столкновений с пашто, чётко сказал: на него рассчитывать можно. А опыт у него, судя по всему есть. И не просто опыт…
С учётом всех плюсов, его с Алтынай небольшая блажь (а именно, вырванная из земли трава и разложенные по земле продырявленные старые бурдюки) – это такая мелочь, что внимания на неё и вовсе можно не обращать. Ну нравится им сидеть там днями и ночами – ну пусть сидят.
Ведь не шумят, не безобразничают.
А та трава, что проклюнулась за эти три дня на квадрате чистой земли, наверное, этому азара зачем‑то нужна.
Иначе зачем бы он часами гладил пальцами каждый её стебелёк, ползая по земле мало что не на четвереньках?
В общем, за пленного пашто, почти сохранённое стадо (дело теперь только в Наместнике) и – главное – за спасённую ханскую дочь ему можно простить и не такое. Это вообще так, мелочи.
Впрочем, ханская дочь, видимо, уже одарила его всем, чем полагается. И чем может одарить взрослого мужчину взрослая незамужняя тринадцатилетняя степнячка. У которой в юрте больше нет мужчин (чтоб блюсти всё, что полагается блюсти), но зато живёт теперь этот странный гость‑азара.
Впрочем, это их личное дело. В степи живут только свободные люди. Дочь хана и этот азара – сами себе хозяева, и детей среди них нет. Их дела – это только их дела.
__________
– Вот смотри, – указываю Алтынай на полученный результат. – Суть в том, что морковь и свеклу надо выращивать в два приёма. Я сейчас прорастил обычные морковь и свеклу за двое суток, но я использовал кое‑какую целительскую магию. Теперь эти семена надо собрать, и уже из них вырастут готовые плоды. Корнеплоды, точнее, – поправляюсь. – От которых потом тоже надо будет отобрать часть на маточники, а остальные можно использовать. Либо кормить скот, хотя это и расточительство там, где живу я… Либо есть самим.
– Если честно, на вкус гадость какая‑то, – откровенно сообщает Алтынай, откусывая кусочек помытой и почищенной свеклы, взятой мной у местной бабушки со смешным именем Раушан (по нашему – роза).
– Так. Есть правила, сестра. Первое: это резерв. Запас. Еда на экстренный случай, когда больше есть нечего. Второе: чтоб насытиться, и свеклу, и морковь надо варить. Сырыми ты ни свеклу, ни морковь не усвоишь.