— А ведь он не хотел революции, раз черным годом для России назвал падение короны. Словно увидел те ужасы, что происходить будут…
— Почему словно? Он их видел, как и Фелькерзам, потому и испугался. Дар «кассандры» страшная штука. Демоническая…
— Постой, Николаша! Он и есть демон на самом деле, вспомни, что писал. А ты вспомни, в какой год он родился, и в каком убит будет. И припомни тетрадку — что случится ровно через сто лет? И через двести? Эпохальные события, ты не находишь? Сам ведь про то мне рассказывал!
Фельдмаршал мгновенно «спал с лица», со щек отхлынула кровь — вначале посерел, потом смертельно побледнел.
— Мировая война, а затем революцию — на восемь лет страну накрыло. Потом снова война, нашествие — и двадцать миллионов погибших. Через двести лет опять война, уже гораздо дольше, а там…
Побледнел теперь и сам Владимир Александрович, машинально перекрестился, его примеру тут же последовал Николай Николаевич. Взял графин с коньяком, щедро плеснул себе в бокал, так же налил двоюродному брату. Выпили торчком, по-гвардейски, в одно мгновение. Не закусывали, куда там — оба мрачные, как самая темная ночь. Переглянулись и закурили папиросы, пальцы заметно дрожали, когда чиркали спичками.
— Не нужно нам войны с немцами, не по зубам они нам. Победить не сможем, только себя погубим. Но и тевтонам нас одолеть, хотя кровушки пустят изрядно. А оно на хрен нужно!
Фельдмаршал забористо выругался, словно в манеже к великому сраму со смирной кобылы упал, потеряв стремена, под взорами многих собравшихся кавалерийских офицеров. Да и командующий гвардией, судя по гримасе, мысленно произносил слова, которыми не принято выражаться в приличном обществе к нарочитому румянцу почтенных дам и скромных барышень, прекрасно знающих подобные словесные обороты — а откуда тогда возьмется на прелестных щечках это самое смущение.
— Избежать ее можно только в одном случае — если сейчас сцепимся с англичанами, — твердо произнес фельдмаршал. — Лишимся флота — ну и хрен с этими корабликами, новые со временем построим, как после Крымской войны. Армии у них сильной никогда не было, и сейчас нет. Потому вреда нам в Маньчжурии не причинят большого. А коалиции серьезной им против нас не сбить — если Цыси взбрыкнет, я ей живо укорот сделаю, казачьи дивизии без дела томятся. Да и не дура она на английские посулы подаваться — будет ровно сидеть, и дожидаться, кто кого одолеет. Можно будет пообещать ей что-нибудь, кость бросить.
— Подумаем, — Владимир Александрович кхекнул, и принялся размышлять вслух, выпуская из ноздрей клубы дыма:
— Кайзер только рад будет — за его интересы ведь драка будет. Потому немцы сейчас наши заказы охотно принимают, корабли строят, паровые машины отправляют, их мастеровые наши корабли на Дальнем Востоке ремонтируют. Нет, никого в Европе под войну англичане не «подпишут», а турки вступят — так получат от нас крепко, у османов полный раздрай идет, в долгах как в шелках. Нет, сейчас ситуация как раз за нас. Недаром после инцидента у Доггер-банки, несмотря на газетный вой и прения в их парламенте, они не то чтобы воевать с нами, эскадру Рожественского пропустили дальше. И не мешали, нейтралитет блюдя. И сейчас пакостят исподтишка — «Ринаун» ведь японцам передали, а о том никого не оповестили. Так что жесткими нам надо быть — и так на уступки большие пошли. Надеюсь, Эссен со товарищи молчать будут о сем их «вояже»?
— Минные крейсера в Цинампо ушли, стоять будут долго. Там мы корейские полки формируем тайно — никого не подпускаем, сам понимаешь. На пароходах везде были иностранцы, они фрахтовали — Небогатов набрал всякого сброда, со всех стран, пусть ищут. «Орел» пошел в Петропавловск.
— Ты прав, Николаша — плевать нужно на договор. Если его по отношению к нам не соблюдают. Это все Витте, тот еще жук…
— Не в нем одном дело, Володя. Кто его на пост вывел? А других целый выводок? А как тебе списочки злодеев, что преспокойно в Лондоне и Париже живут? На чьи деньги революцию нам устраивают и смуту вносят?
Язвительные вопросы сыпались один за другим, и ответа на них не требовалось — братья и так его знали. Однако фельдмаршал уже побагровел, было видно, что гнев уже не сдерживает, он бурлит в нем.
— Вилли что ли так старается, или «друзья» по «сердечному согласию», в которое нам входить никак нельзя. Ибо руки в пламени сожжем, для них каштаны таская! И нас, после того как используют, выкинут — на что другое пипифакс, за шиллинг сто листов пачка, не нужен, только задницы лощеным джентльменам подтирать! А вот им, пусть утрутся!