В «Не так давно» чувствуется атмосфера славного боевого прошлого, атмосфера революционного антифашистского движения, возглавляемого коллективом коммунистов. Эта атмосфера дает о себе знать на каждой странице книги, пропитанной коммунистическим и патриотическим пафосом, вскрывающей целеустремленность и этику борьбы. Трудно можно себе представить, что книга отличалась бы перечисленными достоинствами, не будь ее автор органически связан с описанной атмосферой и не сумей он ее раскрыть и передать читателю. Когда мы говорим о безошибочной памяти мемуариста, мы должны отметить, что она, собственно говоря, является плодом художественной наблюдательности, запечатлевшей на долгие годы наиболее значительные детали.
Славчо Трынский является автором и других книг: «Партизанские воспоминания» (1955), «Посвящение» (1967), «Мы слышали о вас» — партизанские рассказы для детей и юношей (1967). В истекшем году вышла еще одна его книга — «Из тактики партизанской борьбы в Болгарии». Но именно его мемуарный труд «Не так давно» причисляет автора к наиболее выдающимся летописцам вооруженной борьбы болгарского народа в период 1941—1944 г.г. Славчо Трынский — ныне генерал-полковник, заместитель министра Национальной обороны — не принадлежит к тем авторам, пером которых движет лишь профессиональная амбиция: он взялся за перо из чувства признательности к народу за его мужественные усилия в трудное время борьбы, из чувства долга перед памятью товарищей, погибших в жестоком поединке с фашизмом и капитализмом. Эти же чувства он внушает и своим читателям.
Иван Вандов
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СНОВА НА СВОБОДЕ
Семнадцатого апреля 1942 года в одном из сумрачных залов Софийского военного суда, что на улице Аксакова, против Военного клуба, после долгого и мучительного допроса обвиняемых и словесного поединка между их немногочисленными адвокатами и блюстителями фашистского порядка — прокурорами и судьями — председатель суда, высокий бородатый мужчина, огласил приговор четверым молодым людям, обвиняемым в коммунистической деятельности.
Строгие слова председателя, с бюрократической точностью определявшие, во имя кого и за что нас осуждают, не оставили никакого следа в нашем сознании. С каким-то нетерпением, порожденным скорее любопытством, нежели чем-то иным, мы ожидали, когда же он, наконец, огласит сроки, к которым нас приговаривают. Председатель был очень спокоен. Ни губы, ни продолговатые бугристые мускулы, по сторонам рта, ни разу не дрогнули, выдавая хотя бы самое малое волнение. Два года, шесть и десять лет тюрьмы, по сравнению с пожизненным заключением или смертной казнью, к которым щедро приговаривал этот седовласый страж закона и власти как возмездие тем, кто имел смелость и дерзость бороться за свободу своего народа, слишком мало значили для него и нисколько его не волновали. Его волновало лишь одно — получить на плечо лишнюю звездочку — награду за неустанный труд.
Четверо обвиняемых молчали. Крайним справа стоял Сашо Большой — высокий, бледный как воск плотник; рядом с ним — светловолосый с нежными девичьими чертами восемнадцатилетний литейщик, тоже Сашо, а между ними и мною — Вера Якимова, энергичная черноглазая девушка.
Мы гордо глядели на судей и взглядом своим старались показать, что каков бы ни был приговор, мы милости просить у них не станем. За нами стояли наши встревоженные родные и свидетели, которым не терпелось услышать, удовлетворит ли суд требование прокурора или нет.
Плешивый прокурор в чине майора, выпуклые глаза которого еще сильнее подчеркивали его змеиную злобность, незадолго до этого обрисовал нас самыми черными красками и, чтобы применить к нам наиболее строгие санкции военно-уголовного законодательства, приписал нам подвиги, выставлявшие нас чуть ли не руководящими деятелями партии. Все ожидали, что после завершения судебного следствия и опроса свидетелей прокурор откажется от своего требования, но к общему изумлению он не сделал этого.