Это были их последние слова, когда мы расставались. А дедушка, чтоб не сглазить, прощаясь назвал меня ласково «Гусенком» да и позже ни разу не назвал меня по имени. С отцом мы так и не виделись. Я хотел через маму его прощупать, а потом уже решить, стоит ли с ним встречаться.
В день нашей встречи с Райчо Николовым, который участвовал в совещании в слишовской роще, я вызвал на доверительный разговор своего двенадцатилетнего братишку Пешо, — бойкого и сообразительного мальчугана. Оказывается, оружейная лихорадка захватила и его; не помню уже как, но и он раздобыл себе ружье — берданку, отрезал у нее часть ствола и прятал ее, чтоб старшие не отняли. Было у него и несколько патронов. Не удержавшись от искушения, он показал нам свой боевой комплект. Я ничего такого не сказал ему, только посоветовал быть очень осторожным при стрельбе и тщательно скрывать от посторонних людей, что у него есть ружье. Большей радости, чем получить мое одобрение, у него не могло и быть. У него, казалось, выросли крылья, и мальчуган готов был идти в огонь и в воду.
Встреча с Райчо состоялась вечером в месте, которое называли Благоино гумно. Он пришел с оружием — новехоньким сербским карабином — и в приподнятом настроении. Под влиянием прогрессивно мыслящих учеников нашей гимназии и своего отца — коммуниста, Райчо воспринял наши идеи, но его дружба с легионерами в городе вызывала сомнение в искренности его отношения к делу партии, и потому мы с Цветковым поставили перед ним как испытание такую задачу: поджечь у старосты скирду хлеба. Хотя на лице у него появилась тень смущения, Райчо не отказался.
— Раз вы со мной, мне не страшно, — сказал он и первым зашагал вперед.
Мы уговорились, что сразу же после акции ему надо вернуться к себе домой, а когда соседи кинутся гасить пожар, он должен бежать с ними. Таким образом будет устранено малейшее подозрение в его причастности к этому поджогу.
Снопы были сухие и вспыхнули как порох. Огонь охватил всю скирду и сразу же перекинулся на другие строения — сарай и навес, которые были расположены буквой «Г».
Едва мы отдалились на несколько сот метров от места пожара, как раздались ружейные выстрелы, вопли и женский плач:
— На помощь! На помощь! Горим!
Расставаясь с Райчо, мы наказали ему строго выполнять наши предписания и независимо от сложившихся обстоятельств, хранить в полной тайне наше прибытие.
Райчо все выполнил. Ему пришлось долгонько отсидеть под арестом в полиции, а отцу его выложить немало денег, чтобы вырвать его оттуда, но авторы этой акции так и остались нераскрытыми.
Мы отправились в обратный путь, в Софию. Успехи нас окрылили, и мы спешили похвалиться ими. Что же скажет теперь наш партийный руководитель? Если бы это был бай Андрей — он, конечно, улыбнулся бы, похлопал по плечу и сказал: «Молодцы ребята, действуйте еще смелее».
А как оценит нашу работу новый человек, перед которым я всегда испытывал известное стеснение? А вдруг он прищурит свои зеленоватые глаза, нахмурит лоб и скажет иронически: «Неужели вы ничего более дельного не придумали, как поджигать скирды у людей. Какая от этого польза партии?» На подобный иронический вопрос я готов был возразить так: «Это наши первые опыты, если они неудачны — попробуем другое в духе партийной линии».
На пути в Софию между мною и Цветковым произошла размолвка. Очевидно, мы не сходились не только характерами, но и по ряду принципиальных вопросов у нас были различные мнения, и при этом никто из нас ничем не поступался. Непрерывные споры несколько осложнили наши отношения, и как я предполагал, Цветков, оказывается, делал это умышленно; он попросту не хотел возвращаться снова к делам, которые нам предстояло выполнить.
Мы снова вернулись в Брезник. Бай Лазо встретил нас заметно взволнованный.
— Бегите! — сказал он. — Возле города спустились какие-то парашютисты, и сейчас все вокруг блокировано войсками и полицией. Сегодня ночью и завтра будут обыскивать все дома и кошары подряд. Бегите скорей, пока вас не схватили!..
Бай Лазо был человеком серьезным, мы не могли ему не верить и, не медля ни минуты, кинулись бежать по старой нашей тропе, которая выводила на другую сторону Бырдо, и в миг оказались на самой высокой его части. В темноте трудно было отличить сосну от колючего боярышника и терновника и, пробираясь через лес, мы здорово исцарапались. На руках и лице царапины кровоточили, рукава были разодраны в нескольких местах.
Мы огляделись вокруг — ни полиции, ни войск. «Может быть, они на той стороне», решили мы и осторожно продолжали свой путь, пробираясь по глубокой долине в ожидании скорого рассвета. Долина вывела нас на просторные луга, пожелтевшие от засухи. Южнее лугов белело шоссе Брезник — Батановцы — София.