Уже в горах, по дороге к назначенному пункту встречи с бригадой, группа была обстреляна. Бойцы поспешили укрыться в ближайшем лесу. Опасаясь окружения, Пчелинский выделил двух человек для разведки. Ждали их до вечера, они не вернулись. Послали еще двоих — та же история. Дальше оставаться в лесу было крайне рискованно. Пришлось перебираться в другое место.
Там товарищи решили попытаться установить связь с местными партийцами. Для этого бойцу Аланову велели спуститься в село Баланово, где у него были знакомые. Выполнил Аланов задание или нет, неизвестно. Назад он не пришел. Тогда у Пчелинского и Настева возникла идея разделить группу на двойки и тройки — каждая пусть двинется самостоятельно, сообразуясь с условиями. Чтоб этим группкам быть более маневренными, командир и комиссар взяли у бойцов, а потом зарыли в землю винтовки и единственный пулемет. Распустив бойцов, Пчелинский и Настев направились в сторону Кюстендила. Надеялись, используя прежние связи, хотя бы там установить контакт с представителями партии. В дороге повстречали Асена Оранского, остававшегося с больными и ранеными бойцами бригады. Он им сказал, в каком примерно месте они смогут нас отыскать. Тогда Пчелинский и Настев вернулись, вырыли пулемет и, проблуждав в горах еще несколько дней, хоть и случайно, а все-таки вышли на нас.
И нам, и им эта встреча доставила много радости. Однако товарищам Пчелинскому и Настеву пришлось выслушать немало резких слов — за то, что сами распустили бойцов да еще забрали у них оружие.
Пчелинский и Настев ничем не могли нам помочь в поисках связи с отрядом Жельо Демиревского. Снова приходилось надеяться лишь на случайность. И вот в один из дней нам удалось опять встретиться с Асеном Оранским. В Риле он был как у себя дома, бесстрашно проникал в самые глухие места. Его появление в бригаде принесло новую радость. Теперь перспективы установить связь с партией и Жельо Демиревским представлялись реальнее, чем когда-либо. Точно так же изменились и перспективы нашего снабжения.
Как-то вечером, когда подошли к концу все продукты, мы снова наведались к каракачанам. На этот раз мы уж были ученые — кроме как с отвращением, на сметану и не глядели. Набрав провизии, мы уже собирались расплатиться, когда старший из каракачан сказал:
— Денег мне от вас не надо. Дайте лучше расписку, чтоб мне оправдаться перед хозяином. А уж когда вы придете к власти, тогда и рассчитаемся.
Я удивился, как это каракачан узнал о расписках, которыми мы пользовались в Трынской околии. Видно, из уст в уста шла в народе молва, люди говорили об этом.
Дал я ему расписку на несколько десятков тысяч левов, подписанную и скрепленную печатью, — все как положено. На том мы и расстались.
Но ненадолго. В те дни эта сыроварня была для нас единственным источником пропитания, поэтому хочешь — не хочешь, а пришлось нам еще несколько раз там побывать. Каждый раз мы выдавали за продукты расписку. Таким вот образом наши расписки стали солидным документом, укреплявшим веру населения в близкую победу над фашизмом.
Не так уж вроде плохо — питаться брынзой и твердым сыром. Мы, во всяком случае, с месяц только их и ели. Но они-то и стали причиной новой напасти. Немало бойцов начало страдать запорами. Три-четыре дня подряд больные не могли шевельнуться от боли — лежали, словно живые трупы.
Думали мы, ломали головы, как тут быть, но без медикаментов и инструментов трудно что-нибудь сделать. Потом Косеркова осенило, что можно бы попробовать делать клизму с помощью автоматической ручки. Хоть баллон у нее маловат и это усложняло процедуру, но все же какой-то выход из положения был найден. Авторучка и запасной пулеметный ствол вошли в медицинскую практику бригады. Сколько было по этому поводу смеху и розыгрышей! Но уж потом — когда все больные выздоровели. Из этого случая мы извлекли урок: надо заботиться и о разнообразии пищи.
Около лагеря, в котором мы надолго задержались, росла густая крапива, дикий лук, щавель. Раздобыли котел, варили суп. Достали и ржаной муки. Несколько раз готовили мамалыгу. Но от нее было так же тяжко животу, как тогда от сметаны. К тому же ржаная мука не принимает в себя жир. Несколько бойцов отправились в село за медом. Они вернулись до рассвета, принесли несколько целых сотов. Еще затемно они выцедили из сотов мед и залили им кипящую мамалыгу. Весть об этом разнеслась по лагерю. Каждому не терпелось отведать мамалыги с медом. Вот этот миг настал, но принес он нам одно лишь разочарование: во-первых, не было в той каше никакой сладости, а во-вторых, в ней ясно различались белые личинки, известные у наших пчеловодов под названием «пило». С того дня к товарищам, ходившим за медом, прилипла кличка «пилари», а мамалыга довольно долго оставалась «актуальнейшей» темой наших разговоров. Безделье ведь надо чем-то заполнить.