Встречи происходили с большой точностью, товарищи являлись воодушевленные и взволнованные, а собрания происходили обычно ночью вне села — в какой-нибудь кошаре, укромной ложбине или в зарослях кустарника. Между членами партии и членами Союза рабочей молодежи возникли задушевные отношения, взаимное доверие и привязанность. Партийная тайна строго оберегалась, и я теперь имел гораздо больше возможностей укрываться.
Виделся я и с Тодором Стойчевым из села Забел. Он продолжал молоть на своей мельнице зерно для бедняков и уже при первой встрече отдал в пользу движения двадцать тысяч левов. Кроме того, я условился с ним относительно пароля, с которым наши помощники в селах будут являться к нему за мукой для партизан, которую он будет давать им бесплатно.
Райчо Николов был уже на свободе. Освобождены были и сестра моя Надя, и ее муж Боян. В это же время товарищ Яким вызвал в Софию Йордана Николова и подтвердил ему задачи, поставленные передо мной. Кроме того, он предупредил его и остальных членов руководства о том, что они обязаны оказывать мне содействие и принимать серьезные меры против возможного ареста. «В случае опасности, — подчеркнул товарищ Яким, — немедленно уходите в подполье». С этого времени я стал жить мыслью, что скоро у меня появятся новые испытанные в борьбе друзья-подпольщики.
Глоговицкая крестьянка, с которой мы разговорились у колодца, женщина много пережившая и повидавшая в своей жизни, невольно подсказала нам, что муж ее может быть полезен для нашего дела. И он действительно оказался человеком не случайным. Асен Йорданов был преданным участником коммунистического движения. С детства овладел он портняжным ремеслом, характера был скромного, самоотверженного. Он первый открыл нам дверь своего дома. Хромоногий, он устраивал мне встречи, приняв на себя ответственность и риск быть нашим пособником, не спросив при этом, кто мы, что мы и откуда — ему было достаточно знать, что нас прислала партия. Он связывал любовь к своим детям с любовью к народу и партии, и во имя этой любви он уступал свою постель и, пока я отдыхал, сторожил меня и отдавал мне свой далеко не толстый ломоть хлеба: потому что чувствовал, что это правильно. Так понимал свой долг этот тихий человек, скромный коммунист, готовый пожертвовать во имя дела партии и собой, и детьми, и стариками-родителями. Родным он сказал:
— Самое главное — хранить тайну. Если мы чем себя выдадим — нам конец. Надо держать язык за зубами и думать, с кем говоришь и что говоришь.
Дети Асена — Павлина, Митко и Василка — всякий раз, когда я приходил к ним, видели меня, находились даже вместе со мной в комнате, но, воспитанные и дисциплинированные, не удивлялись, не спрашивали — кто он, этот чужой человек, и зачем пришел. Случалось, мы решали с Павлиной и Митко задачи или же я проверял у них уроки. Они относились к этому серьезно и слушались меня. Митко учился в первом классе начальной школы, Павлина в первом или втором классе гимназии, а Василке шел пятый год.
Мать их — чистенькая и аккуратная, — пылинки сдувала со своих ребятишек. Но в то же время она учила их самих поддерживать чистоту и уважать труд.
У самой маленькой — Василки — были бархатные глазки и розовые щечки. Ее взгляд и улыбка были невыразимо пленительны, и вся эта детская прелесть и невинность могли погибнуть из-за меня… Такова неумолимая логика борьбы, логика, которую сердце и разум отказываются принять, — постоянный источник внутренних конфликтов.
Единственным промышленным предприятием Трынской околии в то время был рудник «Злата», который разрабатывали английские капиталисты. Тут тяжким трудом добывали себе на хлеб насущный около двухсот человек — жителей сел Глоговица, Эрул, Милкьовцы, Ездимирцы и Мисловштица. Нужно было установить контакт с этими людьми, организовать их так, чтобы они могли защищать свои интересы. К ним надо было отправиться с кем-то, кто знал бы и людей и предприятие. Самым подходящим для этого человеком был Асен, но видя, как он слаб, истощен да к тому же еще и хром, я не решался просить его сопровождать меня.
И все же, как ни жалел я его, у меня не было другого выхода. И мне пришлось обратиться к нему.